ВВЕДЕНИЕ
Sapientia prima est,
Stultitia caruisse1
Выбор названия для данной монографии — «Наступающая политология» — был обусловлен целым рядом причин.
Начнем с того, что каждая из частей данного словосочетания имеет значительное число различных смысловых оттенков. Так, если обратиться к Толковому словарю живого великорусского языка Владимира Даля (издание книгопродавца-типографа М. О. Вольфа, 1881, том II, с. 478), то можно получить следующие значения слова «наступать»: «НАСТУПАТЬ, наступить на что, ступать, становиться ногою, попирать ногами … Кто первый из молодых наступил на подстилку, по поверью, тот и будет властвовать. || Нападать или обижать, подчинять себе самоуправно. Заступи, да не наступи. Враг наступил на землю нашу. || о времени: приближаться, наставать. … Наступить на власть (стар.), вступить в управленье; ныне же, это: возмутиться, восстать против власти. … Наступный, к наступанью относящийся, но более употреб. Наступательный. Наступательная и оборонительная война. Наступчатый, о коне, выступающий бодрою и твердою поступью … Наступчивый, склонный к нападенью, нападкам. … Наступатель … кто наступает, наступил: нападчик, зачинщик ссоры, драки, войны; обидчик, забияка … »2 Добавим сюда и широко распространенное выражение «наступать на одни и те же грабли». Что касается «политологии», то наиболее общей дефиницией данного термина сегодня является его определение как науки о политике, которое пришло на смену ранее употреблявшейся характеристике этой дисциплины как науки о государстве. Однако к этому общему определению приплюсовываются во многом различающиеся между собой дополнения и уточнения, которые обусловлены неоднозначными толкованиями «политики» и «государства», а также самого понятия «наука»3.
Далее, любой человек, который в настоящее время решает серьезно заняться изучением политической науки, неизбежно сталкивается с клубком противоречивых суждений о данном виде деятельности. Отметим хотя бы тот факт, что, если науку о политике принято считать одной из самых древних, то политологию — самой молодой академической дисциплиной. Более того, как в глубокой древности, так и сегодня присутствует точка зрения, согласно которой термин «наука» вообще не применим к занятиям такого рода. Причем те, кто обосновывают данную точку зрения, приводят в ее защиту прямо противоположные аргументы и доказательства.
Эта проблема еще более затуманивается, если рассматривать процесс институционализации политологии в различных странах мира. Конечно, как правило, не вызывает вопросов тот факт, что в нашей стране этот процесс начался только после распада СССР и лишения «исторического материализма» статуса «единственно верного учения», призванного обеспечивать «научное видение» основных тенденций и направлений развития государства и общества. С устранением советских идеологических шлюзов бурный поток политических технологий и исследований на политическую тему захлестнул российское общество, а в научном мире политология стала шаг за шагом отвоевывать себе все новое пространство, претендуя на центральное место в ряду социальных дисциплин. Возникли многочисленные институты и кафедры политических наук, массовыми тиражами стали издаваться разнообразные учебники и учебные пособия по политологии, а в средствах массовой информации слово «политолог» как обозначение профессиональной деятельности стало чуть ли не наиболее часто упоминаемым.
Примерно за полвека до указанных событий в нашей стране похожая картина наблюдалась и в большинстве западноевропейских стран, куда указанный поток пришел из США. Там в начале второй половины прошлого столетия политология сумела в некотором роде взять реванш над социологией, потеснив ее на академическом олимпе. Правда, во многих европейских государствах политологии также приходилось преодолевать и огибать разнообразные препятствия, создаваемые на пути ее институционализации. Западноевропейские политологи, естественно, не сталкивались с проблемой все поглощающего в себе «исторического материализма», но вынуждены были почувствовать сопротивление католической церкви, а также представителей таких устоявшихся академических дисциплин как юриспруденция, философия, история, социология и некоторых других. И без массированной поддержки из США им вряд ли удалось бы сокрушить все имевшиеся преграды.
Вместе с тем, несмотря на активное продвижение и политическую поддержку, в том числе связанную с позиционированием политологии в качестве инструмента, а уровня развития политологических исследований — показателя демократического устройства государства, в ряде европейских стран, например, во Франции, процесс институционализации политологии до сих пор не считается завершенным. А в таких южноевропейских странах, как Испания и Португалия, он, можно сказать, даже не начинался. Более того, и в тех европейских странах, где проблема институционализации политической науки, казалось бы, уже давно является решенной, политологии все-таки не удалось обрести такого же признания в академических кругах и государственных структурах, каким пользуются, например, экономика и социология. Похоже, что и российским политологам грозит оказаться в аналогичной ситуации, если они, следуя за своими европейскими коллегами, наступят на те же грабли.
Не случайно и вопрос об определении предмета политической науки до сих пор остается открытым. Понятно, что различные представления и суждения о предмете политологии в какой-то мере обусловлены никогда не исчезавшими достаточно жесткими разграничениями интересов представителей различных общественных наук. Сами же эти разграничения в немалой степени определялись и определяются субъективными факторами. В частности, стремлением достичь некоторого компромисса и поделить сферы изучения общества, защитить межевые знаки, разделяющие границы той или иной научной ниши в форме монопольных корпоративных прав на предмет и ракурс исследования. Все это в подавляющем большинстве случаев негативно сказывается на общем развитии социальных наук.
В то же время нельзя не признать наличия разнообразных внутренних проблем, препятствующих успешному развитию, повышению научного статуса, социальной востребованности и значения политологии. Часть указанных проблем связана с инфляционным характером многих надежд и ожиданий от результатов проводимых политологических исследований. Такие надежды и ожидания, в свою очередь, были обусловлены неоправданной рекламой разнообразных достижений и возможностей современной политической науки. Другая группа проблем связана с чрезмерной ангажированностью большого числа политологов, а также их увлечением политическими технологиями. Однако, с нашей точки зрения, основные проблемы вызваны повторением и воспроизводством базовых ошибок, которые с незапамятных времен были заложены в концепции государства и права. Указанные ошибки приводят к тому, что до сих пор мифологизируется образ государства, оказываются нераспознанными реальные социальные основы права, принципы формирования и поддержания правовых отношений в соответствии с потребностями социального развития и механизмом обеспечения социальной справедливости, а не интересами сохранения социальных привилегий тех, кто получил власть устанавливать положительное право в обществе. В результате сегодня приходится говорить об отсутствии ясных и надежных критериев для оценки социальной целесообразности деятельности властных структур и выполняемых ими функций, а следовательно, и индикаторов, которые могли бы вовремя указать на трансформацию политики государства из социально необходимой в социально вредную. Это неизбежно отрицательно сказывается и на условиях поддержания общественной стабильности, усиливает риск социально-политического распада и приводит к нежизнеспособности самой государственной власти.
В определенном смысле современное состояние политической науки позволяет высказать в ее адрес примерно такие же критические замечания, которые в свое время И. Кант
Возможно, конечно, мы несколько сгущаем краски, относя указанное замечание Канта к современной политической науке. Действительно, если судить по числу ее приверженцев, политология еще не достигла такой критической черты. Однако та растерянность, которую продемонстрировали представители власти в связи с обострением мирового финансового кризиса, а также явный дефицит глубоких теоретических разработок и рекомендаций, предложенных со стороны науки, которые могли бы быть использованы для принятия адекватных политических решений, говорят о том, что данная критическая черта далеко не за горами. Ведь, по существу, предлагаются одни и те же варианты из сменяющих друг друга двух наборов социально-политических мер (либерально-рыночных и государственно-дирижистских) с выдвижением одних и тех же аргументов в защиту или опровержение каждого из них. И при этом фундаментальные недостатки, не позволяющие рассчитывать на получение серьезных положительных результатов от применения указанных мер, до сих пор в полной мере остаются не выявленными. Следовательно, и призывы к сочетанию рыночных механизмов в экономике и политике (т.е. демократических процедур) с инструментами государственного регулирования социально-экономических процессов также оказываются малопродуктивными.
Безусловно, любая критика существующего положения дел в той или иной области деятельности, а тем более — научной, может восприниматься как претензионное и тщеславное занятие, посредством которого часто требуют того, что сами не могут исполнить, или осуждают то, чего не в силах исправить, а предлагают то, чего сами не знают, как добиться. И в данной монографии мы также не претендуем на то, что способны разрешить все имеющиеся проблемы и полностью ответить на все стоящие перед политической наукой вопросы. Вместе с тем мы предлагаем оглядеться, проанализировать и оценить современное состояние, а также этапы и особенности формирования политической мысли, переосмыслить реальные достижения политической науки (как в нашей стране, так и за рубежом), процессы развития, расширения и изменения политических теорий, блоки социально-политических проблем и пути их решения. При этом основное внимание уделяется обоснованию нашей собственной позиции и видения социально-политической действительности, выявлению основных болевых точек, нерешенных задач и перспективных направлений развития политической науки. Доказывается необходимость изменения смыслового содержания и ракурса зрения на естественно-правовые механизмы формирования, цели, методы и критерии оценки и функционирования государства, гражданского общества и денег. Подчеркивается важность теоретического переформатирования подходов, характеризующих политическое значение понятий «денежная власть», «социальное развитие» и «принципы социальной справедливости». Кроме того, в данной работе раскрываются пагубные последствия, которые имеют догматизация и абсолютизация отдельных сторон социально-политического знания, претендующих на всеобщность и исключительную рациональность своих исходных установок для описания политической жизни и социальных закономерностей.
Заключая вступительную часть, позволим себе из предисловия к выше упоминавшейся работе И. Канта привести еще одну обширную цитату, предложив читателям заменить используемые в ней слова «метафизика» и «метафизические» на «политология» и «политологические». «Вопрос о том, возможна ли та или иная наука, предполагает сомнение в ее действительности; но такое сомнение оскорбляет всякого, все имущество которого состоит, быть может, из этой мнимой драгоценности, а потому тот, кто позволяет себе высказывать это сомнение, всегда должен ожидать противодействия со всех сторон. Одни в гордом сознании своего старого, а потому и почитаемого законным владения со своими метафизическими компендиями в руках будут смотреть на него с презрением; другие, которые видят только одно — то, что одинаково с уже где-то виденным ими, не поймут его; и некоторое время все останется так, как будто не случилось Ничего такого, что дало бы повод опасаться близкой перемены или надеяться на нее». И далее: «Как бы этому ни противились, неизбежно предстоит полная реформа или, вернее, новое рождение метафизики по совершенно неизвестному до сих пор плану».
Нам бы хотелось, чтобы именно в контексте неизбежности «полной реформы» или «нового рождения» политологии и было воспринято читателями название настоящей монографии.