Гражданское общество
в контексте системы
естественных прав
и обязанностей

НАУКА. КУЛЬТУРА. ОБЩЕСТВО.
№ 2, 2008
с. 11–20


обложка журнала Наука.Культура.Общество. No 2, 2008



Понятие есте­ствен­ных зако­нов и есте­ствен­ных прав было известно и исполь­зо­ва­лось в фило­со­фии с глу­бо­кой древ­но­сти. Высту­пая или в трак­товке боже­ствен­ных зако­нов или зако­нов при­роды, управ­ля­ю­щих инди­ви­ду­аль­ной и обще­ствен­ной жиз­нью чело­века, есте­ствен­ные законы исполь­зо­ва­лись как для обос­но­ва­ния боже­ствен­ной при­роды госу­дар­ства, вла­сти и обще­ства, так и про­ти­во­по­став­ля­лись поло­жи­тель­ным, или юри­ди­че­ским зако­нам, уста­нав­ли­ва­е­мых зако­но­да­тель­ной вла­стью для регу­ли­ро­ва­ния обще­ствен­ной жизни.




Гражданское общество
в контексте системы
естественных прав и обязанностей


В. В. МАРТЫНЕНКО


Свобода ничего не стоит, если она не вклю­чает в себя сво­боду ошибаться.

Махатма Ганди


Нет никого, кто ока­жется так глуп или же так мудр, так подл или так доб­ро­де­те­лен, что, пред­ставься ему выбор, он не ста­нет хва­лить людей, достой­ных похвал, и пори­цать достой­ных порицания.

Н. Макиавелли [1]


Милостью божьей в нашей стране есть такие неоце­ни­мые блага, как сво­бода слова, сво­бода сове­сти и бла­го­ра­зу­мие нико­гда этими бла­гами не пользоваться.

Марк Твен

В идео­ло­ги­че­ском плане в обще­ствен­ное созна­ние внед­ря­лись или пред­став­ле­ния о том, что законы госу­дар­ства не опре­де­ля­ются про­из­во­лом зако­но­да­теля (пони­ма­е­мого, правда, в раз­лич­ных смыс­лах), хотя и изда­ются «по его воле» и «веле­нию вла­сти», свя­зы­вая это «веле­ние» с боже­ствен­ным или есте­ствен­ным про­ис­хож­де­нием госу­дар­ства, с посто­ян­ными и есте­ствен­ными усто­ями обще­ства. Или же есте­ствен­ные законы трак­то­ва­лись в каче­стве дока­за­тель­ства необ­хо­ди­мо­сти огра­ни­че­ния госу­дар­ствен­ной вла­сти, а есте­ствен­ное право обле­ка­лось в форму есте­ствен­ного про­те­ста про­тив непра­виль­ных (несо­об­раз­ных с боже­ствен­ными уста­нов­ле­ни­ями) или уста­рев­ших норм поло­жи­тель­ного права, либо про­из­вольно уста­нов­лен­ных, либо не успе­ва­ю­щих за тре­бо­ва­ни­ями есте­ствен­ного про­цесса раз­ви­ва­ю­щейся жизни чело­века и обще­ства. Иными сло­вами, вопрос о поло­жи­тель­ном и есте­ствен­ном праве все­гда носил ту или иную поли­ти­че­скую окраску, активно исполь­зо­ва­лась и в борьбе тео­кра­ти­че­ской и свет­ской вла­сти, и при их «мир­ном сосу­ще­ство­ва­нии» в той или иной форме. Причем есте­ственно-пра­во­вые идеи (преду­смат­ри­вав­шие уста­нов­ле­ние над госу­дар­ствен­ной вла­стью неких выс­ших инстан­ций) с рав­ным успе­хом трак­то­ва­лись как в пользу абсо­лют­ной монар­хи­че­ской вла­сти, так и для обос­но­ва­ния демо­кра­ти­че­ских устоев и «народ­ного суве­ре­ни­тета» (как пра­вило, все­гда ока­зы­вав­шихся лишь шир­мой для оче­ред­ного авто­ри­тар­ного или тота­ли­тар­ного режима).

Счита­ется, правда, что есте­ственно-пра­во­вая док­трина наи­бо­лее широ­кое раз­ви­тие полу­чила на почве инди­ви­ду­а­лизма и либе­ра­лизма, поскольку уста­нов­ле­ние гра­ниц госу­дар­ствен­ной вла­сти выли­ва­лись в тре­бо­ва­ния соблю­де­ния есте­ствен­ных прав отдель­ных лиц, а также в стрем­ле­ния найти начала, опре­де­ля­ю­щие пра­виль­ное упо­треб­ле­ние чело­ве­че­ской сво­боды. Однако и в этих кон­цеп­циях есте­ствен­ные права и сво­боды чело­века доста­точно часто трак­то­ва­лись как дан­ные свыше, а не полу­ча­ю­щие свое при­зна­ние в про­цессе вза­и­мо­дей­ствия людей. Причем с одной сто­роны, эти дан­ные свыше права отде­ля­лись от при­зна­ния необ­хо­ди­мого нали­чия соот­вет­ству­ю­щих им обя­зан­но­стей. Если есте­ствен­ные права при­зна­ва­лись за чело­ве­ком от рож­де­ния, то его обя­зан­но­сти выво­ди­лись из нали­чия госу­дар­ства и обще­ства, кото­рые ока­зы­ва­лись наде­лен­ными боже­ствен­ными пол­но­мо­чи­ями. Приме­ром такого под­хода может слу­чить широко раз­ре­кла­ми­ро­ван­ное изре­че­ние Ж.-Ж. Руссо (1712-1778) о том, что «чело­век рож­да­ется сво­бод­ным, но повсюду он в око­вах»[2]. С дру­гой сто­роны, в тео­риях, пре­тен­до­вав­ших на зва­ние либе­раль­ных, также про­яв­ля­лась пре­тен­зия на зна­ние при­роды, смысла и цели чело­ве­че­ской жизни, напри­мер, стрем­ле­ние к сча­стью или благу, пусть и по-раз­ному пони­ма­е­мого. Поскольку обес­пе­че­ние этих целей вме­ня­лось в задачи госу­дар­ства, это при­во­дило к посто­ян­ному созда­нию таких «иде­аль­ных» кон­струк­ций госу­дар­ствен­ного и обще­ствен­ного устрой­ства, реа­ли­за­ция кото­рых на прак­тике ока­зы­ва­лась несов­ме­сти­мой с заяв­лен­ными целями и прин­ци­пами сво­бод­ной дея­тель­но­сти чело­века, пред­по­ла­гая оста­новку про­цесса раз­ви­тия и рас­кры­тия его инди­ви­ду­аль­ных спо­соб­но­стей и воз­мож­но­стей. Таким обра­зом, мно­гое зави­сит от под­хода к оценке и опре­де­ле­ния есте­ствен­ных законов.

Известно, что все те, кто при­знают, что чело­ве­че­ская жизнь пред­став­ляет собой не про­из­воль­ный набор, а пред­уста­нов­лен­ную после­до­ва­тель­ность раз­лич­ных состо­я­ний, согласны с поло­же­нием, что чело­ве­че­ская жизнь раз­ви­ва­ется в соот­вет­ствии с извест­ными или еще не извест­ными нам объ­ек­тив­ными зако­нами. В этом своем каче­стве «объ­ек­тив­но­сти», неза­ви­си­мо­сти от чело­ве­че­ской дея­тель­но­сти и его пред­став­ле­ний об ука­зан­ных зако­нах они и могут быть при­знаны «есте­ствен­ными». Отличи­тель­ная осо­бен­ность про­яв­ле­ния дей­ствия дан­ных зако­нов в чело­ве­че­ской жизни пред­стает в нали­чии посто­ян­ного про­цесса рас­кры­тия зало­жен­ных в чело­веке спо­соб­но­стей и воз­мож­но­стей. Имеется в виду не только раз­ви­тие умствен­ных спо­соб­но­стей чело­века, а рас­кры­тие эмпи­ри­че­ски неопре­де­лен­ной вели­чины раз­но­об­раз­ных воз­мож­но­стей чело­века (физи­че­ских, умствен­ных, духов­ных), реа­ли­за­ция всего чело­ве­че­ского потен­ци­ала. Поскольку рас­кры­тие воз­мож­но­стей чело­века сопро­вож­да­ется с удо­вле­тво­ре­нием его посто­янно видо­из­ме­ня­ю­щихся потреб­но­стей, то стрем­ле­ние к благу и сча­стью (да, и к сохра­не­нию самой жизни), сле­дует рас­смат­ри­вать не в каче­стве конеч­ной цели, а в виде зало­жен­ного в при­роду чело­века сред­ства реа­ли­за­ции дан­ного есте­ствен­ного закона. Прояв­ле­нием или отра­же­нием дей­ствия рас­смат­ри­ва­е­мого закона можно счи­тать непре­кра­ща­ю­щийся про­цесс раз­де­ле­ния труда, появ­ле­ние новых и рас­ши­ре­ние круга ранее извест­ных сто­рон раз­но­об­раз­ной чело­ве­че­ской дея­тель­но­сти, вклю­ча­е­мых в поня­тие чело­ве­че­ская культура.

Само поня­тие «куль­тура» в широ­ком смысле можно оха­рак­те­ри­зо­вать как отра­же­ние общего уровня раз­ви­тия чело­века, чело­ве­че­ских воз­мож­но­стей и спо­соб­но­стей, так и как пока­за­тель такого раз­ви­тия. Понятно, что под чело­ве­ком в этой фор­му­ли­ровке пони­ма­ется некий сово­куп­ный инди­вид, пред­став­лен­ный чело­ве­че­ским обще­ством, а не отдель­ная лич­ность. Дело в том, что в пол­ной мере рас­кры­тие чело­ве­че­ских спо­соб­но­стей ока­зы­ва­ется воз­мож­ным только при нали­чии и посред­ством вза­и­мо­дей­ствия раз­лич­ных людей, обла­да­ю­щих раз­ными воз­мож­но­стями, при рас­ши­ре­нии и углуб­ле­нии раз­де­ле­ния труда между ними. Этот про­цесс — эмпи­ри­че­ски позна­ва­е­мая реаль­ность, кото­рая в ходе чело­ве­че­ской исто­рии все более отчет­ливо себя проявляет.

Как заме­тил еще в конце XVIII в. Виль­гельм фон Гум­больдт (1767-1835), «вся исто­рия чело­ве­че­ства может быть рас­смот­рена как ряд есте­ствен­ных и после­до­ва­тель­ных пере­во­ро­тов чело­ве­че­ской силы; что вообще было бы, может быть, не только наи­бо­лее поучи­тель­ной обра­бот­кой исто­рии, но и ука­зало бы тем, кто стре­мится вли­ять на людей, по какому пути они могут вести чело­ве­че­скую силу к совер­шен­ство­ва­нию и о каких путях им нико­гда не сле­дует и думать… Тот, кто хочет взять на себя тяже­лый труд искусно свя­зать новый поря­док вещей со ста­рым, тот нико­гда не дол­жен терять из виду назван­ную силу»[3]. Заслу­жи­вает вни­ма­ния и опре­де­ле­ние В. фон Гум­больд­том поня­тия «сво­бода», кото­рая в его трак­товке «пред­став­ляет, в сущ­но­сти, только воз­мож­ность неопре­де­ленно раз­но­об­раз­ной дея­тель­но­сти»[4]. Между тем нали­чие неопре­де­ленно раз­но­об­раз­ной дея­тель­но­сти и про­яв­ля­ется в пока­за­те­лях достиг­ну­того уровня и каче­ства раз­де­ле­ния труда в обще­стве. У самого Гумбольдта эта мысль выра­жена сле­ду­ю­щим обра­зом: «воз­мож­ность выс­шей сте­пени сво­боды необ­хо­димо тре­бует как выс­шей сте­пени обра­зо­ва­ния и мень­шей потреб­но­сти отдель­ных людей дей­ство­вать одно­об­раз­ными, ску­чен­ными мас­сами, так и боль­шей силы и более раз­но­об­раз­ного умствен­ного и нрав­ствен­ного богат­ства отдель­ных дей­ству­ю­щих личностей»[5].

В марк­сист­ской трак­товке закона обще­ствен­ного раз­ви­тия (соот­вет­ствие между уров­нем раз­ви­тия про­из­во­ди­тель­ных сил и про­из­вод­ствен­ных отно­ше­ний) также име­ются опре­де­ле­ние, согласно кото­рому чело­век фор­мально рас­смат­ри­ва­ется как глав­ная про­из­во­ди­тель­ная сила. Однако основ­ное вни­ма­ние уде­ля­ется не столько чело­веку, сколько тех­ни­че­скому про­грессу и форме соб­ствен­но­сти на сред­ства про­из­вод­ства. При этом К. Марксом (1818-1883) было заяв­лено о том, что про­цесс раз­де­ле­ния труда отно­сится лишь к исто­ри­че­скому закону, дей­ствие кото­рого завер­шится при появ­ле­нии обще­ствен­ной соб­ствен­но­сти на сред­ства про­из­вод­ства. Основа­те­лям исто­ри­че­ского мате­ри­а­лизма потре­бо­ва­лось «отме­нить» этот есте­ствен­ный закон для обос­но­ва­ния воз­мож­но­сти появ­ле­ния одно­род­ного обще­ства, в кото­ром не будет раз­де­ле­ния людей на классы, но и по про­фес­сии. В про­тив­ном слу­чае созда­ва­е­мая ими идео­ло­ги­че­ская кон­струк­ция само­уни­что­же­ния граж­дан­ского обще­ства и госу­дар­ства после при­хода к вла­сти про­ле­та­ри­ата ока­зы­ва­лась даже без намека на основание.

Вместе закона раз­де­ле­ния труда ими был выдви­нут тезис о воз­мож­но­сти все­сто­рон­него и пол­ного раз­ви­тия каж­дого отдель­ного чело­века. Ф. Энгельс (1820-1895) пред­став­лял реа­ли­за­цию дан­ного тезиса на прак­тике сле­ду­ю­щим обра­зом: «наста­нет время, когда не будет ни тачеч­ни­ков, ни архи­тек­то­ров по про­фес­сии и когда чело­век, кото­рый в тече­ние полу­часа давал ука­за­ния как архи­тек­тор, будет в тече­ние неко­то­рого вре­мени тол­кать тачку, пока не явится опять необ­хо­ди­мость в его дея­тель­но­сти как архи­тек­тора»[6]. Трудно ска­зать, почему у авто­ров и сто­рон­ни­ков марк­сист­ской кон­цеп­ции не появ­ля­лась мысль о том, что если архи­тек­тор смо­жет выпол­нять обя­зан­но­сти тачеч­ника, то тачеч­ник не испол­нит функ­ции архи­тек­тора. Хотя, воз­можно, они с самого начала исхо­дили из того, что вся «работа» архи­тек­то­ров в новом иде­аль­ном обще­стве будет заклю­чаться только в стро­и­тель­стве бара­ков и сви­нар­ни­ков. Понятно, что на деле «отмена» закона раз­де­ле­ния труда пред­по­ла­гала тор­мо­же­ние вся­кого раз­ви­тия, озна­чала пол­ное усред­не­ние и обез­ли­чи­ва­ние чело­ве­че­ской массы. В то время как для рас­кры­тия чело­ве­че­ских спо­соб­но­стей необ­хо­димо не усред­не­ние, а все боль­шее раз­но­об­ра­зие инди­ви­ду­аль­ных спо­соб­но­стей людей. Это и про­ис­хо­дит бла­го­даря про­цессу раз­де­ле­ния труд, кото­рый повы­шает сово­куп­ные воз­мож­но­сти обще­ства в целом [7], потен­циал его даль­ней­шего раз­ви­тия, что одно­вре­менно пред­по­ла­гает при­ра­ще­ние и изме­не­ние соци­аль­ных свя­зей в направ­ле­нии боль­шего учета инди­ви­ду­аль­ных воз­мож­но­стей и спо­соб­но­стей каж­дого чело­века, а также все боль­шее осо­зна­ние цен­но­сти каж­дой чело­ве­че­ской жизни.

Другое дело, что оста­ва­ясь в рам­ках науч­ного под­хода, в пол­ной мере отве­тить на вопрос, почему и зачем этот про­цесс про­ис­хо­дит (в иной интер­пре­та­ции этот вопрос зву­чит как вопрос о смысле жизни), вряд ли, когда-нибудь удастся. По крайне мере, пока все попытки отве­тить на этот вопрос в конеч­ном счете при­во­дили к появ­ле­нию новых рели­гий, соци­аль­ных и поли­ти­че­ских мифов, созда­тели кото­рых, пре­тен­дуя на «абсо­лют­ное» зна­ние, назы­вая абстракт­ным или искус­ствен­ным чело­ве­ком госу­дар­ство, обще­ство или про­сто систему, срав­ни­вая их с поли­ти­че­ским или соци­аль­ным телом, наде­ляли их боже­ствен­ными свой­ствами. Заявляя о позна­нии целого, поста­вив в каче­стве своей цели заботу об общем, они в дей­стви­тель­но­сти пре­тен­до­вали на зна­ние пре­дель­ных воз­мож­но­стей и спо­соб­но­стей чело­века. Давно извест­ная акси­ома, что истин­ная наука пред­по­ла­гает неопре­де­ленно широ­кий эмпи­ри­че­ский базис, при таком под­ходе забы­ва­ется. Но исто­рия чело­ве­че­ской жизни не оста­нав­ли­ва­ется, рас­кры­вая допол­ни­тель­ные воз­мож­но­сти и спо­соб­но­сти чело­века, а вме­сте с тем и огра­ни­чен­ность тео­ре­ти­че­ских кон­цеп­ций иде­аль­ного госу­дар­ства и иде­аль­ного общества.

При этом от взгляда фило­со­фов и социо­ло­гов ока­зы­ва­лись во мно­гом скры­тыми соци­аль­ные аспекты есте­ствен­ного права, кото­рые имеют лишь кос­вен­ное отно­ше­ние к про­блеме поло­жи­тель­ного права. Не выяс­нен­ной ока­зы­ва­лась и есте­ствен­ная при­рода появ­ле­ния и сохра­не­ния вла­сти. Во мно­гом по этой при­чине все тео­ре­ти­че­ские постро­е­ния, заяв­ляв­шие о благе целого, раз­ру­ша­лись, всту­пая в про­ти­во­ре­чие с есте­ствен­ным зако­ном чело­ве­че­ского раз­ви­тия. Более того, они слу­жили идео­ло­ги­че­ской осно­вой для появ­ле­ния раз­лич­ных форм тота­ли­тар­ной вла­сти, кото­рая, реа­ли­зуя себя в форме непра­во­мер­ного наси­лия, раз­ру­ша­ю­щего есте­ствен­ные основы сво­его сохра­не­ния, пре­пят­ство­вала созда­нию усло­вий, необ­хо­ди­мых для само­ре­а­ли­за­ции инди­ви­дов в про­цессе их сов­мест­ной дея­тель­но­сти, т.е. для рас­кры­тия воз­мож­но­стей и спо­соб­но­стей чело­века, пони­ма­е­мого уже как сово­куп­ное целое.

В каче­стве про­ти­во­веса ука­зан­ным тео­ре­ти­че­ским постро­е­ниям каж­дый раз про­яв­ля­лись так назы­ва­е­мые либе­раль­ные тео­рии, где во главу угла ста­ви­лась задача обес­пе­че­ния сво­боды отдель­ного чело­века в его стрем­ле­нии к само­ре­а­ли­за­ции и удо­вле­тво­ре­нии своих потреб­но­стей. Свобода чело­века опре­де­ля­лась в каче­стве его есте­ствен­ного права, кото­рое фор­мально при­зна­ва­лось огра­ни­чен­ным сво­бо­дой и пра­вами дру­гих людей. Но при этом гра­ницы ука­зан­ной сво­боды, как и опре­де­ле­ние есте­ствен­ного права, ока­зы­ва­лись раз­мы­тыми. В резуль­тате рас­кры­тие воз­мож­но­стей и спо­соб­но­стей чело­века как сово­куп­ного целого сво­ди­лось к воз­мож­но­сти само­ре­а­ли­за­ции отдель­ных инди­ви­дов или сво­боды для избран­ных, что на прак­тике пре­вра­ща­лось в идео­ло­ги­че­ское обос­но­ва­ние есте­ствен­ного права как права силь­ного и также выли­ва­лось в появ­ле­ние тота­ли­тар­ных режи­мов власти.

Для того чтобы вырваться из дан­ного пороч­ного круга, как нам пред­став­ля­ется, сле­дует не про­сто отка­заться от пре­тен­зии на позна­ние целого как цели и смысла чело­ве­че­ского раз­ви­тия, а сосре­до­то­чится на пони­ма­нии усло­вий, обес­пе­чи­ва­ю­щих дан­ное раз­ви­тие. В этом отно­ше­нии поня­тие есте­ствен­ного права каж­дого отдель­ного чело­века может быть опре­де­лено только в кон­тек­сте выпол­не­ния им обя­зан­но­сти или вклада, спо­соб­ству­ю­щего раз­ви­тию и рас­кры­тию спо­соб­но­стей дру­гих людей, обес­пе­чи­вая в ста­тике и дина­мике удо­вле­тво­ре­ние раз­но­об­раз­ных потреб­но­стей тех и дру­гих. На прак­тике это про­яв­ля­ется в осо­зна­ние вполне есте­ствен­ной нормы жизни, согласно кото­рой чело­век не вправе тре­бо­вать удо­вле­тво­ре­ния своих потреб­но­стей за счет дру­гих людей, не при­ни­мая на себя в ответ соот­вет­ству­ю­щих обя­зан­но­стей или пред­ва­ри­тельно не обес­пе­чив резуль­та­тами своей дея­тель­но­сти удо­вле­тво­ре­ние чужих потреб­но­стей. Иными сло­вами, если чело­век полу­чает удо­вле­тво­ре­ния своих потреб­но­стей за счет дру­гих, не предо­ста­вив ничего вза­мен, то у него воз­ни­кает есте­ствен­ная обя­зан­ность перед дру­гими чле­нами обще­ства, а у послед­них есте­ствен­ное право. И наобо­рот, предо­ста­вив дру­гим резуль­таты своей дея­тель­но­сти (товары, услуги т.п.), но одно­вре­менно не полу­чая от них вза­мен ничего, чтобы удо­вле­тво­рило его соб­ствен­ные потреб­но­сти, ука­зан­ный чело­век полу­чает есте­ствен­ное право по отно­ше­нию к дру­гим, а у дру­гих воз­ни­кает в отно­ше­нии него есте­ствен­ная обя­зан­ность. Но сами эти права и обя­зан­но­сти, как и их объ­емы, форма фик­са­ции и реа­ли­за­ции, могут быть названы есте­ствен­ными, только если они спо­соб­ствуют чело­ве­че­скому раз­ви­тию и при усло­вии, что права одних есте­ствен­ным обра­зом, а не по при­нуж­де­нию, при­зна­ются другими.

Эти опре­де­ле­ния могут пока­зать абстракт­ными и плохо под­твер­жда­е­мыми дан­ными эмпи­ри­че­ской дей­стви­тель­но­сти, кото­рая сви­де­тель­ствует о посто­ян­ном стрем­ле­нии боль­шой массы людей иметь только права, поль­зо­ваться бла­гами, полу­чен­ными от дру­гих, но не иметь при этом ника­ких обя­зан­но­стей. Но на самом деле само утвер­жде­ние о том, что такому образу жизни и вза­и­мо­от­но­ше­ниям стре­мится боль­шая масса людей, содер­жат в себе свое отри­ца­ние. Когда к этому стре­мятся все, то ни одному чело­веку ука­зан­ное стрем­ле­ние в конеч­ном счете ока­зы­ва­ется невоз­мож­ным реа­ли­зо­вать на прак­тике, или по крайне мере добиться его сохра­не­ния. Кроме того, эмпи­ри­че­ски позна­ва­е­мая реаль­ность предо­став­ляет нам мно­го­чис­лен­ные факты фор­ми­ро­ва­ния ука­зан­ных есте­ствен­ных права и обя­зан­но­сти, без воз­ник­но­ве­ния и соблю­де­ния кото­рых (при­чем в мас­со­вом порядке) чело­ве­че­ство бы про­сто не состо­я­лось. Самым про­стым при­ме­ром может слу­жить забота о детях и их вос­пи­та­нии, что, правда, харак­терно и для всего живого на Земле. Однако осо­бен­ность чело­ве­че­ского рода (в отли­чие от живот­ного мира) заклю­ча­ется в том, что такого рода вза­и­мо­от­но­ше­ния посте­пенно начи­нают про­яв­ляться и в про­цессе их вза­и­мо­дей­ствия с теми, кто не свя­зан с ними ника­кими род­ствен­ными узами.

Отметим в этой связи и ряд есте­ствен­ных зако­нов и прав, «выяв­лен­ных» Т. Гоббсом (1558-1679), бла­го­даря кото­рому, кстати, дефи­ни­ция «граж­дан­ское обще­ство» впер­вые активно вошла в лек­си­кон поли­ти­че­ской фило­со­фии. Указан­ные законы [8] Гоббс исполь­зо­вал для обос­но­ва­ния необ­хо­ди­мо­сти госу­дар­ствен­ной вла­сти, кото­рой граж­дане должны были «пере­дать» свои есте­ствен­ные права (за исклю­че­нием права защи­щать свою жизнь всеми воз­мож­ными сред­ствами [9]) в целях пре­кра­ще­ния «войны всех про­тив всех» и в инте­ре­сах сохра­не­ния своей жизни и соб­ствен­но­сти. Однако если разо­браться, мно­гие их отме­чен­ных Гоббсом «есте­ствен­ных зако­нов», в дей­стви­тель­но­сти, вклю­чают в себя усло­вия и тре­бо­ва­ние для обес­пе­че­ния раз­ви­тия кре­дит­ных отно­ше­ний. Так, при объ­яс­не­нии вто­рого есте­ствен­ного закона, тре­бу­ю­щего от людей стрем­ле­ние к заклю­че­нию мир­ного дого­вора, Гоббс опре­де­ляет поня­тие «заслуга». Если одна из сто­рон дого­вора «пер­вой выпол­няет свои обя­за­тель­ства, — пишет Гоббс, — о ней гово­рят, что она заслу­жи­вает то, что она должна полу­чить от вто­рой сто­роны, и что она имеет на это право как при­чи­та­ю­ще­еся ей». Гоббс в дан­ном слу­чае при­знает, что право не пере­да­ется, а заслу­жи­ва­ется и заслу­жи­ва­ется оно тем, кто ока­зы­ва­ется кре­ди­то­ром (пер­вым выпол­нив­шим усло­вия согла­ше­ния). Гоббс, правда, не ука­зы­вает, что поня­тие «кре­ди­тор» все­гда пред­по­ла­гает при­зна­ние его роли и вклада дру­гими чле­нами обще­ства в виде есте­ствен­ного при­зна­ния его прав пра­вами (форма фик­са­ции кото­рых может быть раз­лич­ной), к тому же кре­дит­ные отно­ше­ния невоз­можны без при­ня­тия долж­ни­ками на себя соот­вет­ству­ю­щих обя­за­тельств. Но в каче­стве тре­тьего есте­ствен­ного закона Гоббс назы­вает «спра­вед­ли­вость», опре­де­ля­е­мую им как обя­зан­ность людей выпол­нять заклю­чен­ные ими согла­ше­ния, и что «нару­ше­ние чело­ве­ком заклю­чен­ного согла­ше­ния есть нечто про­ти­во­ре­ча­щее разуму, поскольку это про­ти­во­ре­чит инте­ре­сам без­опас­но­сти самого нару­ши­теля…». Четвер­тый закон фор­му­ли­ру­ется так: «чело­век, полу­чив­ший бла­го­де­я­ние от дру­гого лишь из мило­сти, дол­жен стре­миться к тому, чтобы тот, кто ока­зы­вает это бла­го­де­я­ние, не имел разум­ного осно­ва­ния рас­ка­и­ваться в своей доб­роте». Пятый закона опре­де­ля­ется как «;вза­им­ная уступ­чи­вость и любез­ность, пред­по­ла­га­ю­щий для чело­века необ­хо­ди­мость при­но­рав­ли­ваться ко всем осталь­ным». Одинна­дца­тый закон (бес­при­стра­стие) тре­бует рав­ное рас­пре­де­ле­ние и «воз­да­я­ние каж­дому того, что ему при­над­ле­жит по разуму»[10].

Гоббс заяв­ляет, что для дей­ствия этих зако­нов и для реа­ли­за­ции есте­ствен­ных прав граж­дан тре­бу­ется госу­дар­ство. С этим утвер­жде­нием можно было бы согла­ситься, если пони­мать под основ­ной зада­чей госу­дар­ства созда­ние усло­вий для под­дер­жа­ния и раз­ви­тия есте­ственно воз­ник­ших в обще­стве кре­дит­ных отно­ше­ний, одной из форм кото­рых явля­ется и меха­низм соци­аль­ного стра­хо­ва­ния. Заметим также, что само поня­тие есте­ствен­ного права, вряд ли могло появиться, если бы люди не стал­ки­ва­лись в своей дея­тель­но­сти с есте­ствен­ным при­зна­нием прав своих кре­ди­то­ров и при­ня­тием на себя опре­де­лен­ных обя­за­тельств по отно­ше­нию к ним. Представ­ле­ние о есте­ствен­ных пра­вах как о боже­ствен­ных уста­нов­ле­ниях, ско­рее всего, могло появиться лишь на отно­си­тельно высо­ком уровне раз­ви­тия чело­ве­че­ства, добраться до кото­рого люди могли только при соблю­де­нии этих прав и обя­зан­но­стей, находя адек­ват­ные формы для их фик­са­ции и реа­ли­за­ции. Никакое раз­ви­тие чело­века и чело­ве­че­ского обще­ства не могло бы про­ис­хо­дить без появ­ле­ния той или иной формы кре­дит­ных отно­ше­ний, когда одни члены чело­ве­че­ского рода или пле­мени (будучи более силь­ными, лов­кими сооб­ра­зи­тель­ными), предо­став­ляют дру­гим боль­ший объем услуг, чем могут полу­чить в тече­ние опре­де­лен­ного исто­ри­че­ского отрезка вре­мени от дру­гих. Именно боль­ший по срав­не­нию с дру­гими людьми вклад в жиз­не­обес­пе­че­ние и суще­ство­ва­ние пле­мени или рода поз­во­лил выде­литься соот­вет­ству­ю­щей группе вождей и ста­рей­шин. Естествен­ное при­зна­ние прав дан­ных людей, ока­зав­шихся кре­ди­то­рами обще­ства, и про­ис­хо­дило в виде при­зна­ния их лидер­ства, наде­ле­ния их опре­де­лен­ными атри­бу­тами и сим­во­лами вла­сти, став­шей про­об­ра­зом госу­дар­ства. По мере рас­ши­ре­ния чело­ве­че­ских сооб­ществ и раз­ви­тия кре­дит­ных отно­ше­ний между пле­ме­нами, обособ­ле­ния отдель­ных семей и появ­ле­ния отно­си­тельно само­сто­я­тель­ных соци­аль­ных субъ­ек­тов воз­ни­ка­ю­щие у них права и обя­зан­но­сти они пыта­лись закре­пить в иной форме, что при­вело к появ­ле­нию денег.

Подчерк­нем, для появ­ле­ния есте­ствен­ных прав и обя­зан­но­стей речь должна идти не про­сто об обмене между людьми резуль­та­тами соб­ствен­ной дея­тель­но­сти (какими сего­дня и с неза­па­мят­ных вре­мен явля­ются товары или услуги). Дело в том, что сам по себе обмен не при­во­дит к обра­зо­ва­нию у сто­рон, участ­ву­ю­щих в обмене, прав или обя­зан­но­стей. Обмен явля­ется лишь фор­мой реа­ли­за­ции уже имев­шихся у них прав, в част­но­сти, на ту ли иную вещь. Более того, сам по себе обмен не обес­пе­чи­вает усло­вия для чело­ве­че­ского раз­ви­тия, воз­ник­но­ве­ния и рас­ши­ре­ния про­цесса раз­де­ле­ния труда, а явля­ется лишь его резуль­та­том. Челове­че­ское раз­ви­тие, как появ­ле­ние есте­ствен­ного права, нача­лось и про­дол­жа­ется только бла­го­даря тому, что между людьми есте­ствен­ным обра­зом стали воз­ни­кать раз­лич­ные формы кре­дит­ных отно­ше­ний. Когда одни люди, реа­ли­зуя име­ю­щи­еся у них спо­соб­но­сти, стали делиться резуль­та­тами своей дея­тель­но­сти с дру­гими, удо­вле­тво­ряя их потреб­но­сти, но не полу­чая вза­мен ничего, кроме обя­за­тельств в виде при­зна­ния ими прав своих кре­ди­то­ров. Призна­ние прав вождей раз­лич­ных пле­мен и родов на лидер­ство не могло было про­изойти иначе, чем есте­ствен­ным путем, как доб­ро­воль­ное при­ня­тие на себе обя­за­тельств при­зна­вать их права на руко­вод­ство собой, обес­пе­чи­вая и свое суще­ство­ва­ние и раз­ви­тие, и спо­соб ком­пен­са­ции сво­его долга перед теми же вождями в буду­щем. Иными сло­вами, есте­ствен­ная основа вла­сти опре­де­ля­ется кре­дит­ной при­ро­дой, т.е. есте­ствен­ным (хотя и не все­гда осо­знан­ным) при­зна­нием со сто­роны под­власт­ных прав власт­ву­ю­щих как кре­ди­то­ров. С этой точки зре­ния соот­вет­ствие есте­ствен­ного права есте­ствен­ным обя­зан­но­стям можно назвать справедливостью.

Заметим, что в период пер­во­быт­но­об­щин­ного обще­ства (полу­ди­кого суще­ство­ва­ния и исклю­чи­тельно труд­ных усло­вий добы­ва­ния про­пи­та­ния посред­ством охоты на диких зве­рей) веду­щая роль физи­че­ски силь­ных чле­нов обще­ства озна­чало фор­мально нигде не закреп­лен­ное, но вполне при­знан­ное сооб­ще­ством людей гос­под­ство права силь­ного. Такой пра­во­по­ря­док был объ­ек­тивно необ­хо­дим для выжи­ва­ния чело­ве­че­ского рода. Но уже в про­цессе раз­де­ле­ния труда между зем­ле­де­лием и ско­то­вод­ством, никем и ничем не огра­ни­чен­ное право силь­ного пере­стало отве­чать потреб­но­стям обще­ства, поскольку стало пре­пят­ство­вать его эко­но­ми­че­скому раз­ви­тию. Объек­тивно тре­бо­ва­лось огра­ни­чить это право на при­ме­не­ние силы за осо­быми струк­ту­рами или лицами, кото­рые бы смогли обес­пе­чить защиту чле­нов обще­ства, заня­тых, напри­мер, зем­ле­де­лием, от при­ме­не­ния наси­лия (или реа­ли­за­ции ранее суще­ство­вав­шего права силь­ного) со сто­роны дру­гих лиц. Иными сло­вами, потреб­но­сти обще­ствен­ного раз­ви­тия обу­сло­вили необ­хо­ди­мость транс­фор­ма­ции неогра­ни­чен­ного права силь­ного в силу права [11], что, однако, не озна­чало и не озна­чает невоз­мож­ность обрат­ной трансформации.

Проблема, в том, что харак­тер прав и обя­зан­но­стей не может оста­ваться посто­ян­ным. Он с неиз­беж­но­стью дол­жен меняться по мере рас­ши­ре­ния чело­ве­че­ского обще­ства, изме­не­ния соци­аль­ной роли и места отдель­ных чле­нов и соци­аль­ных групп. Появле­ние есте­ствен­ного права у кре­ди­то­ров, в част­но­сти, виде при­зна­ния их права не власть, не могло само по себе сохра­няться в тече­ние неогра­ни­чен­ного вре­мени. Это право в своем есте­ствен­ном (или спра­вед­ли­вом) зна­че­ние огра­ни­чи­ва­лось пери­о­дом, в тече­ние кото­рого резуль­таты их дея­тель­но­сти и руко­вод­ства спо­соб­ство­вали реа­ли­за­ции чело­ве­че­ского потен­ци­ала, а также потен­ци­ала для дан­ного раз­ви­тия, зало­жен­ного в самой форме чело­ве­че­ского обще­ства. Величина потен­ци­ала того или иного обще­ства про­яв­ля­ется в пре­дельно воз­мож­ном уровне раз­де­ле­ния труда и раз­ви­тии спо­соб­но­стей людей при дан­ной форме орга­ни­за­ции сво­его обще­жи­тия и под­дер­жи­ва­е­мой системе уста­нов­лен­ных (но уже не есте­ствен­ных) прав и обя­зан­но­стей. Несоот­вет­ствие в том или ином обще­стве между уста­нов­лен­ными (поло­жи­тель­ными зако­нами) пра­вами и обя­зан­но­стями чле­нов обще­ства и есте­ственно при­зна­ва­е­мыми пра­вами и обя­зан­но­сти на деле про­яв­ля­ется в рас­про­стра­не­нии пред­став­ле­ний, что уста­нов­лен­ная система прав и обя­зан­но­стей не явля­ется спра­вед­ли­вой. В этом слу­чае можно счи­тать, что к этому вре­мени долг перед пер­во­на­чаль­ными кре­ди­то­рами обще­ства ока­зы­вался пога­шен­ным, а при сохра­не­нии пре­тен­зий быв­ших кре­ди­то­ров лиц на власть, эти пре­тен­зии уже не имели под собой есте­ствен­ного осно­ва­ния. Их власть пре­вра­ща­лась уже в форму неле­ги­тим­ного (в зна­че­нии не при­зна­ва­е­мого спра­вед­ли­вым) наси­лия, кото­рое заклю­чало в себе уве­ли­че­ние долга вла­сти­те­лей перед обще­ством, фор­ми­руя основы для есте­ствен­ного рас­пада или раз­ру­ше­ния дан­ного обще­ства, как и самой вла­сти и оли­це­тво­ряв­ших ее лиц.

Иными сло­вами, суще­ствует, конечно, стрем­ле­ние сохра­нить права без учета обя­зан­но­сти, что на деле при­во­дило и при­во­дит к нару­ше­нию баланса, к дефор­ма­ции соот­вет­ствия между есте­ствен­ными пра­вами и обя­зан­но­стями раз­лич­ных чле­нов обще­ства и соци­аль­ных групп. На раз­лич­ных вре­мен­ных интер­ва­лах чело­ве­че­ской жизни такая дефор­ма­ция выра­жа­лось и выра­жа­ется в фак­тах экс­плу­а­та­ции, в соци­ально-поли­ти­че­ских кон­флик­тах и рас­па­дах соци­аль­ных и поли­ти­че­ских обра­зо­ва­ний. Стрем­ле­ние к экс­плу­а­та­ции может, кстати, про­яв­ляться и в тре­бо­ва­ниях «соци­аль­ной спра­вед­ли­во­сти» и «соци­аль­ного равен­ства», за кото­рыми часто скры­ва­лось лице­мер­ное стрем­ле­ние одних полу­чать больше, чем отда­вать, не при­ни­мая на себя вза­мен ника­ких обязательств.

Такому стрем­ле­нию спо­соб­ство­вало и то обсто­я­тель­ство, что по мере роста обще­ствен­ного орга­низма изме­ня­лась и форма фик­са­ции прав кре­ди­то­ров, ста­но­вясь все больше обез­ли­чен­ной (в виде опре­де­лен­ного соци­аль­ного ста­туса и зна­ков его отли­чия, госу­дар­ствен­ных рега­лий, а также денеж­ных инстру­мен­тов). При этом и быв­шие кре­ди­торы могли зло­упо­треб­лять сво­ими ранее вполне есте­ствен­ным пра­вами, ока­зы­ва­ясь на деле долж­ни­ками, но тре­буя сохра­не­ния своих при­ви­ле­гий. Одновре­менно идея «есте­ствен­ных прав» как основы соци­аль­ной спра­вед­ли­во­сти транс­фор­ми­ро­ва­лась в непра­во­мер­ные тре­бо­ва­ния «соци­аль­ного равен­ства», кото­рые стали исполь­зо­ваться в каче­стве ширмы для тех, кто стре­мился к полу­че­нию для себя или сохра­не­нию за собой боль­ших прав, но кто отка­зы­вался или не желал выпол­нять свои обязательства.

В конеч­ном итоге, все в про­цессе исто­ри­че­ского раз­ви­тия все эти фак­торы обу­слов­ли­вали и пред­по­ла­гали смену кре­ди­то­ров, изме­не­ние общей орга­ни­за­ции жиз­не­де­я­тель­но­сти и чис­лен­но­сти обще­ства, пре­вра­щав­ше­гося в более «рых­лое» сооб­ще­ство (родов, пле­мен). Этот про­цесс необ­хо­димо дол­жен был вклю­чать в себя появ­ле­ние более высо­кого уровня сво­боды в само­сто­я­тель­но­сти чле­нов сооб­ще­ства. Если гово­рить совре­мен­ным язы­ком, в нем уже была не столь жест­кая власт­ная вер­ти­каль, какая могла суще­ство­вать в рам­ках неболь­шого пле­мени, скреп­лен­ного отно­си­тельно жест­кими род­ствен­ными узами. Но раз­ру­ше­ние власт­ной вер­ти­кали пред­по­ла­гало фор­ми­ро­ва­ние меха­низ­мов более тес­ной гори­зон­таль­ной инте­гра­ции как усло­вия раз­ви­тия кре­дит­ных отно­ше­ний между более само­сто­я­тель­ными чле­нами новых сооб­ществ. Скорее всего, на этом этапе и про­изо­шло зарож­де­ние денег, пер­во­на­чально как формы при­зна­ния и фик­са­ции есте­ствен­ных прав новых кре­ди­то­ров, кото­рая при этом не предо­став­ляла им тех прав и пол­но­мо­чий, какими поль­зо­ва­лись вожди пле­мен. Иными сло­вами, денеж­ную форма при­зна­ния прав кре­ди­то­ров можно рас­смат­ри­вать как аль­тер­на­тиву и про­ти­во­вес тем пра­вам, кото­рыми наде­ля­лись вожди и кото­рые в новых усло­виях начи­нали при­об­ре­тать новый ста­тус, опре­де­ля­е­мый поня­тием госу­дар­ствен­ная власть. Появле­ние и сущ­ность денег не могут быть поняты и разумно объ­яс­нены, если про­дол­жать при­дер­жи­ваться точки зре­ния, согласно кото­рой они воз­никли как удоб­ный инстру­мент для това­ро­об­мена и при кото­рой не заме­ча­ется есте­ствен­ная кредитно-пра­во­вая при­рода дан­ного инстру­мента. Вместе с тем с появ­ле­нием денег только и можно свя­зы­вать основы поня­тия граж­дан­ского обще­ства, (в том числе и в том зна­че­нии, кото­рое исполь­зо­вал Г. Гегель (1770-1831), когда опре­де­лял поня­тие граж­дан­ского обще­ства как формы раз­ру­ше­ния уз род­ственно-семей­ных отно­ше­ний и реа­ли­за­ции прин­ципа свободы).

Иными сло­вами, воз­мож­ность реа­ли­за­ции чело­ве­че­ской сво­боды объ­ек­тивно пред­по­ла­гает появ­ле­ние и нали­чие денег как формы гори­зон­таль­ной инте­гра­ции чле­нов обще­ства, осно­ван­ного на суще­ство­ва­нии более рав­но­прав­ных отно­ше­ний, пред­по­ла­га­ю­щих, однако, воз­мож­ность фик­са­ции и реа­ли­за­ции есте­ствен­ных прав кре­ди­то­ров. Появле­ние денег озна­чало воз­мож­ность рас­ши­ре­ния гори­зон­таль­ной инте­гра­ции чело­ве­че­ского сооб­ще­ства, часть кото­рого неиз­бежно стре­ми­лось выйти за пре­делы, кото­рые стали уста­нав­ли­ваться новой формы его орга­ни­за­ции и управ­ле­ния, в конеч­ном итоге свя­зан­ных с воз­ник­но­ве­нием государств.

Еще раз под­черк­нем, что суще­ство­ва­ние и раз­ви­тие любого чело­ве­че­ского обще­ства ока­зы­ва­ется невоз­мож­ным без того, чтобы одни члены обще­ства не ока­зы­вали дру­гим боль­ший объем услуг (вклю­чая про­из­вод­ство това­ров), чем могли полу­чить на опре­де­лен­ном исто­ри­че­ском отрезке вре­мени. В раз­лич­ных рели­ги­оз­ных и фило­соф­ских систе­мах, а также госу­дар­ствен­ных идео­ло­гиях такая дея­тель­ность людей назы­ва­лась их вкла­дом в обще­ствен­ное благо, опре­де­ля­лась как доб­ро­де­тель и т.д. и вся­че­ски при­вет­ство­ва­лась. Однако при этом зату­ше­вы­ва­лось то обсто­я­тель­ство, что люди, осу­ществ­ля­ю­щие такую дея­тель­ность, по сути, все­гда ока­зы­ва­лись кре­ди­то­рами обще­ства. Понятие «кре­ди­тор» пред­по­ла­гает при­зна­ние его вклада дру­гими чле­нами обще­ства в виде наде­ле­ния опре­де­лен­ными пра­вами (форма фик­са­ции кото­рых может быть раз­лич­ной), к тому же кре­дит­ные отно­ше­ния невоз­можны без при­ня­тия долж­ни­ками на себя соот­вет­ству­ю­щих обя­за­тельств. Конечно, то или иное лицо, совер­ша­ю­щее доб­ро­де­тель­ный посту­пок, может в каче­стве сво­его рода оплаты испы­ты­вать удо­вле­тво­ре­ние от самого факта своих дей­ствий или даже от само­по­жерт­во­ва­ния. Так посту­пают те, кого мы назы­ваем геро­ями, а также дру­зья и влюб­лен­ные. Но для того, чтобы ука­зан­ные дей­ствия при­об­рели необ­хо­ди­мый для раз­ви­тия обще­ства посто­ян­ный и мас­со­вый харак­тер, они нуж­да­ются в соот­вет­ству­ю­щем при­зна­нии со сто­роны тех, кому эта «бла­го­тво­ри­тель­ность» ока­зы­ва­ется. Более того, и любая доб­ро­де­тель также нуж­да­ется в при­зна­нии, поскольку в про­тив­ном слу­чае она может вырож­даться в мани­а­каль­ные устрем­ле­ния. Религи­оз­ные посту­латы и фило­соф­ские док­трины, опре­де­ляв­шие «есте­ствен­ные права» чело­века в каче­стве боже­ствен­ных, при­зы­вая людей делать «бла­го­де­я­ния» и обе­щая им воз­на­граж­де­ние на небе­сах, на деле всту­пали в про­ти­во­ре­чие с реаль­ными потреб­но­стями чело­ве­че­ской жизни и чело­ве­че­ского раз­ви­тия. Хотя «обе­ща­ние» воз­на­граж­де­ния за доб­ро­де­тель на небе­сах можно рас­смат­ри­вать как отра­же­ние неосо­знан­ного ощу­ще­ния кре­дит­ной при­роды «есте­ствен­ных прав» чело­века на Земле.

Перво­на­чаль­ная цель подоб­ных рели­ги­оз­ных и фило­соф­ских воз­зре­ний могла опре­де­ляться как пере­дача после­ду­ю­щим поко­ле­ниям людей и закреп­ле­ния в их созна­нии необ­хо­ди­мо­сти таких кре­дит­ных отно­ше­ний, кото­рые спо­соб­ство­вали бы раз­ви­тию чело­ве­че­ской лич­но­сти, а не пре­вра­ща­лись бы в фак­тор ее воз­мож­ного зака­ба­ле­ния, о чем наглядно сви­де­тель­ствует воз­мож­ность пере­рож­де­ния кре­дит­ных отно­ше­ний в ростов­щи­че­ские. Однако на деле подоб­ные посту­латы стали слу­жить глав­ным обра­зом целям обос­но­ва­ния боже­ствен­ной при­роды госу­дар­ствен­ной вла­сти (как тео­кра­ти­че­ской, так и свет­ской), кото­рая, забыв о кре­дит­ной при­роде есте­ства зем­ных прав, тре­бо­вала от под­дан­ных лишь выпол­не­ния обя­зан­но­стей, ока­зы­ва­лась фор­мой наси­лия и закреп­ле­ния моно­поль­ных при­ви­ле­гий для опре­де­лен­ных соци­аль­ных групп. В резуль­тате, несмотря на стрем­ле­ние закре­пить основы госу­дар­ствен­ной вла­сти, леги­тим­ность госу­дар­ствен­ных струк­тур посто­янно ста­ви­лась под сомне­ние, а фило­соф­ские и соци­ально-поли­ти­че­ские док­трины пре­вра­ща­лись в поли­ти­че­ские мифы, сле­до­ва­ние кото­рым при­во­дило к мно­го­чис­лен­ным чело­ве­че­ским бед­ствиям. В поли­ти­че­ской жизни и соци­аль­ной прак­тике фор­ми­ро­ва­лись устой­чи­вые струк­туры, меха­низм дей­ствия кото­рых спо­соб­ство­вал ста­нов­ле­нию такой госу­дар­ствен­ной и обще­ствен­ной системы, кото­рая начи­нала рабо­тать на самоуничтожение.

Если с уче­том ска­зан­ного, попы­таться опре­де­лить поня­тие граж­дан­ского обще­ства, то полу­чится, что это форма гори­зон­таль­ной инте­гра­ции чело­ве­че­ского сооб­ще­ства, поз­во­ля­ю­щая обес­пе­чи­вать рас­кры­тие спо­соб­но­стей и реа­ли­за­цию посто­янно изме­ня­ю­щихся потреб­но­стей его участ­ни­ков с помо­щью инстру­мен­тов вза­им­ного при­зна­ния и реа­ли­за­ции прав и обя­зан­но­стей его чле­нов, воз­ни­ка­ю­щих в про­цессе кре­дит­ных отно­ше­ний и обмена резуль­та­тами обще­ственно-полез­ной дея­тель­но­сти. Иными сло­вами, исход­ными харак­те­ри­сти­ками граж­дан­ского обще­ства должно счи­таться нали­чие отно­си­тельно само­сто­я­тель­ных субъ­ек­тов, обла­да­ю­щих соб­ствен­но­стью (в основе кото­рой все­гда была соб­ствен­ность инди­ви­дов на свою рабо­чую силу), объ­еди­нен­ных исполь­зо­ва­нием еди­ных инстру­мен­тов фик­са­ции своих прав и обя­зан­но­стей при вза­и­мо­дей­ствии друг с дру­гом. Далее, речь идет о таком объ­еди­не­нии, кото­рое пред­по­ла­гает воз­мож­ность струк­ту­ри­ро­ва­ния инди­ви­дами уни­вер­саль­ной и есте­ствен­ной системы своих прав и обя­зан­но­стей, а также инстру­мен­тов и форм коор­ди­на­ции своей соци­ально-эко­но­ми­че­ской дея­тель­но­сти, при­чем отно­си­тельно неза­ви­симо от нали­чия тех или иных пра­во­вых норм, уста­нов­лен­ных госу­дар­ствен­ной властью [12].

При этом граж­дан­ское обще­ство по своим пара­мет­рам ока­зы­ва­ется шире госу­дар­ства, поскольку вклю­чает в себя усло­вия и меха­низм раз­ви­тия вза­и­мо­свя­зей между людьми, их вза­и­мо­за­ви­си­мо­сти, потреб­но­сти в кре­ди­то­ва­нии и обмене резуль­та­тами своей дея­тель­но­сти в гло­баль­ном мас­штабе. Поэтому, когда заяв­ляют, что в СССР вообще не суще­ство­вало граж­дан­ского обще­ства, то это не совсем верно. Оконча­тель­ного уни­что­же­ния граж­дан­ского обще­ства (как и денег) про­изойти не может, как не могут быть пол­но­стью уни­что­жены те или иные формы кре­дитно-денеж­ных отно­ше­ний и отно­ше­ний вза­и­мо­об­мена между соци­аль­ными субъ­ек­тами. В про­тив­ном слу­чае чело­ве­че­ству при­шлось бы вер­нуться на уро­вень пер­во­быт­ного суще­ство­ва­ния или нужно было бы изме­нить чело­ве­че­скую при­роду до такой сте­пени, что можно было бы гово­рить о пре­вра­ще­нии всех людей в робо­тов или в зомби. Но в этом слу­чае свер­ши­лось бы и само­уни­что­же­ние госу­дар­ствен­ной вла­сти (рано или поздно эту опас­ность начи­нают ощу­щать на себе все пред­ста­ви­тели тота­ли­тар­ного государства).

Если далее рас­суж­дать на эту тем, (раз­де­ляя поня­тия госу­дар­ства и граж­дан­ского обще­ства) то в кон­тек­сте ана­лиза госу­дар­ства и госу­дар­ствен­ного устрой­ства пра­виль­нее исполь­зо­вать тер­мин не граж­дан­ское, а поли­ти­че­ское обще­ство. Иными сло­вами, появ­ле­ние госу­дар­ства зна­ме­нует о фор­ми­ро­ва­нии не граж­дан­ского обще­ства (кото­рое можно назвать и есте­ствен­ным обще­ством), а поли­ти­че­ского обще­ства. Полити­че­ское обще­ство можно опре­де­лить как вза­и­мо­дей­ствие орга­ни­зо­ван­ных пред­ста­ви­те­лей граж­дан­ского обще­ства в деле защиты, изме­не­ния или закреп­ле­ния фор­ми­ру­е­мой есте­ствен­ной системы прав и обя­зан­но­стей в юри­ди­че­ски зна­чи­мой форме, т.е. в форме опре­де­лен­ных зако­но­да­тель­ных норм, пред­по­ла­га­ю­щих воз­мож­ность их сило­вого «под­креп­ле­ния» с помо­щью госу­дар­ствен­ной вла­сти. С этой точки зре­ния в насто­я­щее время под поли­ти­че­ским обще­ством сле­дует пони­мать сово­куп­ность раз­лич­ного рода поли­ти­че­ских и обще­ствен­ных орга­ни­за­ций, а также лиц, стре­мя­щихся к вла­сти или к ока­за­нию воз­дей­ствия на госу­дар­ствен­ную власть, пре­сле­ду­ю­щих как соб­ствен­ные инте­ресы, так и инте­ресы тех или иных групп граж­дан­ского обще­ства [13]. Хотя, бес­спорно, между граж­дан­ским и поли­ти­че­ским обще­ствами не суще­ствует непро­хо­ди­мой раз­де­ли­тель­ной полосы: нали­чие одного может рас­смат­ри­ваться в каче­стве пока­за­теля суще­ство­ва­ния другого.

Поэтому на прак­тике про­ве­сти жест­кую грань между инсти­ту­тами граж­дан­ского и поли­ти­че­ского обще­ства, дей­стви­тельно, бывает доста­точно трудно. Напри­мер, сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции в той части, в кото­рой они орга­ни­зо­ваны как ком­мер­че­ские обще­ства, предо­став­ля­ю­щие дру­гим чле­нам обще­ства опре­де­лен­ную про­дук­цию и услуги (инфор­ма­ци­он­ного, интел­лек­ту­аль­ного, раз­вле­ка­тель­ного и иного харак­тера) и полу­ча­ю­щие вза­мен право (в виде денег) на при­об­ре­те­ние про­дук­ции и услуг, создан­ных дру­гими чле­нами обще­ства, отно­сятся к граж­дан­скому обще­ству. Но одно­вре­менно они могут быть отне­сены и к орга­ни­за­циям поли­ти­че­ского обще­ства, если мы рас­смат­ри­ваем сред­ства мас­со­вой инфор­ма­ции как инстру­мент идео­ло­ги­че­ского и поли­ти­че­ского воз­дей­ствия или как сред­ство мани­пу­ли­ро­ва­ния обще­ствен­ным мне­нием в инте­ре­сах дости­же­ния и/или под­дер­жа­ния вла­сти. К поли­ти­че­скому обще­ству отно­сятся также раз­лич­ные пар­тии и объ­еди­не­ния, кото­рые могут отра­жать инте­ресы раз­лич­ных струк­тур, вхо­дя­щих в состав граж­дан­ского обще­ства, но пре­сле­ду­ю­щих кон­крет­ные цели по сохра­не­нию или полу­че­нию поли­ти­че­ской вла­сти, уста­нов­ле­нию или изме­не­нию зако­но­да­тель­ной системы обще­ства. При этом ука­зан­ные пар­тии могут не только и не столько отра­жать потреб­но­сти граж­дан­ского обще­ства, сколько доби­ваться своих власт­ных инте­ре­сов, экс­плу­а­ти­руя чув­ства иден­тич­но­сти раз­лич­ных сооб­ществ (наци­о­наль­ных, рели­ги­оз­ных, клас­со­вых, реги­о­наль­ных и т.п.). Тем более это отно­сится к госу­дар­ству как к орга­ни­за­ции, обла­да­ю­щей моно­поль­ным пра­вом на при­ме­не­ние наси­лия, но кото­рая сама состоит из раз­лич­ных обществ (объ­еди­не­ний лиц, име­ю­щих свои инте­ресы и власт­ные амбиции).

∗  ∗  ∗

Общий вывод заклю­ча­ется в том, что важ­ней­шим усло­вием и пока­за­те­лем раз­ви­тия граж­дан­ского обще­ства, а также усло­вием пол­но­цен­ного вза­и­мо­дей­ствия между граж­дан­ским и поли­ти­че­ским обще­ством явля­ются денежно- кре­дит­ные отно­ше­ния, кото­рые сопро­вож­дали исто­ри­че­ский про­цесс фор­ми­ро­ва­ния системы госу­дар­ствен­ной вла­сти. Осозна­ние дан­ного факта тре­бует кар­ди­наль­ного изме­не­ния наших взгля­дов на саму при­роду и эво­лю­цию вла­сти и денег, усло­вия их появ­ле­ния и функ­ци­о­ни­ро­ва­ния, пони­ма­ния, что деньги не могли воз­ник­нуть без нала­жи­ва­ния между отно­си­тельно сво­бод­ными про­из­во­ди­те­лями и потре­би­те­лями това­ров и услуг кре­дит­ных отно­ше­ний, кото­рые можно назвать мета­фи­зи­че­ской осно­вой граж­дан­ского общества.

 ВСЕ ПУБЛИКАЦИИ

Макиа­велли Н. Рас­суж­де­ния о пер­вой декаде Тита Ливия ⁄⁄ Госу­дарь. Сочи­не­ния. М., 2001. С. 146.

Руссо Ж.-Ж. Об Обще­ствен­ном дого­воре, или Прин­ципы поли­ти­че­ского Права. Кн. 1. Гл. I.

Гум­больдт В. О пре­де­лах госу­дар­ствен­ной дея­тель­но­сти. М., 2003. С. 173.

Там же. С. 6.

Там же. С. 7.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг. М., 1957. С. 188.

Клас­сик фран­цуз­ской социо­ло­гии (добив­шийся при­зна­ния социо­ло­гии в каче­стве ака­де­ми­че­ской науч­ной дис­ци­плины) Э. Дюрк­гейм (1858-1917), под­чер­ки­вая зна­че­ние раз­де­ле­ния труда, утвер­ждал, что оно «про­из­во­дит соли­дар­ность», потому что «создает между людьми целую систему прав и обя­зан­но­стей, свя­зы­ва­ю­щих их друг с дру­гом про­дол­жи­тель­ным обра­зом» (см.здесь). С нашей точки зре­ния, Дюрк­гейм несколько оши­бался, поскольку систему прав и обя­зан­но­стей создает не само раз­де­ле­ние труда, а раз­ви­тие кре­дит­ных отно­ше­ний, кото­рые «свя­зы­вают людей поло­жи­тель­ным обра­зом» и без кото­рых сам про­цесс раз­де­ле­ния труда ока­зался бы невозможен.

По мне­нию Гоббса, есте­ствен­ный закон есть пред­пи­са­ние, или най­ден­ное разу­мом общее пра­вило, согласно кото­рому чело­веку запре­ща­ется делать то, что пагубно для его жизни или что лишает его средств к ее сохра­не­нию, а также пре­не­бре­гать тем, что явля­ется наи­луч­шим сред­ством для сохра­не­ния жизни. Раз­ли­чие между пра­вом и зако­ном он опре­де­лял таким обра­зом, что право опре­де­ляет сво­боду делать или не делать что-либо, а закон обя­зы­вает чело­века к той или дру­гой части этой альтернативы.

Т. Гоббс даже при нали­чии граж­дан­ского обще­ства и госу­дар­ства при­зна­вал право чело­века защи­щать свою жизнь и здо­ро­вье, в том числе от дей­ствий госу­дар­ствен­ной вла­сти. Вме­сте с тем ника­кого есте­ствен­ного про­ти­во­по­став­ле­ния, а тем более про­ти­во­сто­я­ния граж­дан­ского обще­ства и госу­дар­ства, им не преду­смат­ри­ва­лось. Появ­ле­ние такого про­ти­во­сто­я­ния (граж­дан­ская война) озна­чало, согласно Гоббсу, смерть госу­дар­ства и воз­вра­ще­ние граж­дан­ского обще­ства в пред­ше­ству­ю­щее ему есте­ствен­ное состо­я­ние, назван­ное вой­ной всех про­тив всех.

Гобсс Т. Леви­а­фан, или Мате­рия, форма и власть госу­дар­ства цер­ков­ного и граж­дан­ского. Ч. II. Гл. XV.

Сам факт пер­вич­ного появ­ле­ния права силь­ного и затем уже силы права неод­но­кратно рас­смат­ри­вался фило­со­фами при попытке опре­де­ле­ния сущ­но­сти и при­чин появ­ле­ния госу­дар­ства. Как писал А. Шопен­гауэр, изна­чально «на земле власт­вует не право, а сила, кото­рая и имеет перед ним пре­иму­ще­ство primi occupantis ([право] пер­вого захват­чика (лат.); вслед­ствие этого ее нико­гда нельзя све­сти к нулю и дей­стви­тельно изгнать из мира, наобо­рот, она все­гда должна быть охра­ня­ема, и можно желать лишь того, чтобы она все­гда нахо­ди­лась на сто­роне права и была с ним свя­зана. Поэтому князь гово­рит: я власт­вую над вами силой; но зато моя власть исклю­чает вся­кую дру­гую, ибо наряду со своею вла­стью я не потерплю ника­кой иной, ни внеш­ней, ни внут­рен­ней — одного над дру­гим; будьте поэтому довольны моей вла­стью». Со вре­ме­нем, про­дол­жает А.Шопен­гауэр, из прак­тик этой вла­сти выра­бо­та­лось пред­став­ле­ние об «отце госу­дар­ства, и король стал проч­ным, незыб­ле­мым стол­пом, на кото­ром един­ственно поко­ятся и дер­жатся весь закон­ный поря­док и права всех и каж­дого». (Шопен­гауэр А. Собра­ние сочи­не­ний. В 6 т. М., 1999-2001. Т. 5. С. 193-194).

Вме­сте с тем А. Шопен­гауэр отме­чает, что «госу­дар­ство, в сущ­но­сти, пред­став­ляет собою про­сто охра­ни­тель­ное учре­жде­ние про­тив внеш­них напа­де­ний на обще­ство в целом и внут­рен­них пося­га­тельств отдель­ных лиц друг на друга». Отсюда, по его мне­нию, сле­дует, что «необ­хо­ди­мость госу­дар­ства поко­ится в конеч­ном счете на при­знан­ной непра­вед­но­сти чело­ве­че­ского рода: если бы ее не было, к чему нужно было бы при­ду­мы­вать госу­дар­ство? Ведь тогда никто не опа­сался бы нару­ше­ния своих прав, про­стой же союз с целью борьбы про­тив хищ­ных зве­рей и сти­хий имел бы лишь отда­лен­ное сход­ство с госу­дар­ством. С этой точки зре­ния вполне рас­кры­ва­ется вся огра­ни­чен­ность и плос­кость тех горе-фило­со­фов, кото­рые в напы­щен­ных выра­же­ниях изоб­ра­жают госу­дар­ство как выс­шую цель и цвет чело­ве­че­ского бытия; уче­ние их — апо­феоз фили­стер­ства». (Шопен­гауэр А. Собра­ние сочи­не­ний. В 6 т. М., 1999-2001. Т. 5. С. 188).

Доста­точно близко к дан­ной пози­ции стоял рус­ский фило­соф Б. Н. Чиче­рин (1828-1904). Он под­чер­ки­вал, что обра­зо­ва­ние госу­дар­ства и чело­ве­че­ских обществ не может быть выве­дено из дого­вора, поскольку послед­ний «пред­по­ла­гает уже права, а права воз­ни­кают только в обще­стве», пони­ма­е­мом в широ­ком смысле как «вся­кое посто­ян­ное и даже вре­мен­ное чело­ве­че­ское соеди­не­ние, в какой бы форме оно не про­ис­хо­дило». В этом смысле, по мне­нию Чиче­рина, госу­дар­ство можно опре­де­лить как обще­ство, и «в этом смысле можно гово­рить о чело­ве­че­ском обще­стве как о явле­нии, обни­ма­ю­щем все чело­ве­че­ство». (См. Чиче­рин Б. Н. Соб­ствен­ность и госу­дар­ство. СПб., 2005. С. 80, 572, 579-580).

Однако сами права у людей воз­ни­кают в резуль­тате их вза­и­мо­дей­ствия в рам­ках того или иного обще­ства. Но Чиче­рин не уточ­нил, бла­го­даря какого рода вза­и­мо­дей­ствиям и вза­и­мо­от­но­ше­ниям людей у них воз­ни­кают есте­ствен­ные права и обя­зан­но­сти, и не уви­дел, что есте­ствен­ные права и обя­зан­но­сти воз­ни­кают при появ­ле­нии той или иной формы кре­дит­ных отно­ше­ний: когда одна из сто­рон полу­чает вза­мен предо­став­лен­ных това­ров или услуг дру­гой сто­роне лишь при­зна­ние послед­ней своих обя­за­тельств перед пер­вой, а соот­вет­ственно, и есте­ствен­ных прав пер­вой сто­роны (вклю­чая право тре­бо­вать предо­став­ле­ния услуг от вто­рой сто­роны в буду­щем). Можно, навер­ное, ска­зать, что есте­ствен­ные права и обя­зан­но­сти воз­ни­кают в резуль­тате не ста­тики, а дина­мики обмена между людьми и их вза­и­мо­дей­ствия в рам­ках посто­ян­ного про­цесса вос­про­из­вод­ства и реа­ли­за­ции кре­дит­ных отно­ше­ний, обес­пе­чи­ва­ю­щих усло­вия для вза­им­ного суще­ство­ва­ния и раз­ви­тия чело­ве­че­ских лич­но­стей. Фор­мой фик­са­ции ука­зан­ных прав яви­лось и есте­ствен­ное при­зна­ние прав кре­ди­то­ров на лидер­ство в обще­стве (появ­ле­ние вождей и ста­рей­шин), и появ­ле­ние денег.

Чиче­рин (как и дру­гие фило­софы) не смог раз­гля­деть кре­дит­ную при­роду есте­ствен­ного права, лежа­щего в основе воз­ник­но­ве­ния вла­сти и денег, оста­но­вив­шись на том, что граж­дан­ским обще­ством назвал «сово­куп­ность отно­ше­ний, при­над­ле­жа­щих к част­ной сфере и опре­де­ля­е­мых част­ным пра­вом», про­ти­во­по­ста­вив тем самым, как он счи­тал, граж­дан­ское обще­ство госу­дар­ству. Но из этого про­ти­во­по­став­ле­ния сле­дует лишь то, что част­ное право он сме­ши­вал с поня­тием обыч­ного права, не уточ­няя усло­вий его появ­ле­ния.

Между тем еще Гегель вполне обос­но­ванно отме­тил, что «даже обыч­ное право — так как только живот­ные имеют закон в виде инстинкта и только люди обла­дают им как при­выч­кой — содер­жит момент, кото­рый состоит в том, что оно суще­ствует как мысль и что его знают». Иными сло­вами, обыч­ное право есть меха­низм закреп­ле­ния уже появив­шихся и осо­знан­ных (по крайне мере частью обще­ства) форм фик­са­ции и реа­ли­за­ции прав и обя­зан­но­стей, кото­рые воз­ни­кают в про­цессе жиз­не­де­я­тель­но­сти людей в рам­ках того или иного чело­ве­че­ского сооб­ще­ства. Поэтому обыч­ное право обла­дает в этом отно­ше­нии перед поло­жи­тель­ными зако­нами госу­дар­ства, говоря сло­вами Гегеля, лишь мни­мым или иллю­зор­ным пре­иму­ще­ством, поскольку и «дей­ству­ю­щие законы нации не пере­стают быть обы­ча­ями от того, что их запи­сали и собрали... Когда нормы обыч­ного права ока­зы­ва­ются собран­ными и сопо­став­лен­ными, что должно про­изойти у каж­дого народа, достиг­шего хотя бы неко­то­рого обра­зо­ва­ния, то это собра­ние пра­во­вых норм состав­ляет кодекс, кото­рый, правда, поскольку он явля­ется про­сто собра­нием зако­нов, будет харак­те­ри­зо­ваться бес­фор­мен­но­стью, неопре­де­лен­но­стью и непол­но­той». (Гегель Г. В. Ф. Фило­со­фия права. М., 1990. С. 247- 248).

Таким обра­зом, Чиче­рин, хотя и заяв­лял, что права у людей воз­ни­кают лишь в обще­стве, но это утвер­жде­ние пови­сало у него в воз­духе. На деле вновь ока­зы­ва­лось, что права (как и поня­тие «есте­ствен­ное право») появ­ля­лись не в резуль­тате вза­и­мо­дей­ствия людей, а про­ис­хо­дили (как счи­тали мно­гие фило­софы) из боже­ствен­ных уста­нов­ле­ний, или, как у Гегеля, — из само­по­зна­ния Абсо­лют­ного Духа в про­цессе раз­ви­тия чело­ве­че­ского разума.

Б. Н. Чиче­рин, отде­ляя поня­тия граж­дан­ское и поли­ти­че­ское обще­ство, назы­вал послед­нее «неор­га­ни­че­ским эле­мен­том госу­дар­ства», пони­мая под этим «сво­бод­ную дея­тель­ность лиц на поли­ти­че­ском поприще».