Все права на данную статью принадлежат автору. Любое воспроизведение, перепечатка, копирование, ввод в компьютерную память или иные подобные системы распространения и иные действия в отношении данной статьи полностью или частично производятся только с разрешения автора, за исключением случаев цитирования в объёме, оправданном целью цитирования, или иных способов использования, допускаемых применимым законодательством. Любое разрешённое использование допускается с обязательным указанием названия статьи, её автора и адреса статьи в Интернете. Запросы на приобретение или частичное воспроизведение данной статьи присылайте на адрес электронной почты:

часть вторая

оздание видимости законности приватизации государственной собственности могло, конечно, рассматриваться российскими реформаторами (и их иностранными советниками) как условие обеспечения необратимости проводимых экономических реформ. Однако видимость законности и законность приватизации далеко не одно и то же. В условиях фактического отсутствия источников первоначального капитала внутри страны и формального отказа от продажи государственной собственности иностранному капиталу появление в необходимом объеме денежных средств у новых собственников могло происходить с использованием двух механизмов. Во-первых, за счет неоправданной денежной эмиссии Центрального Банка в виде кредитов, предоставляемых через «нужные» банки юридическим лицам из политических и коррупционных соображений, а также за счет аналогичных (по фактическим целям использования) финансовых субсидий правительства. ¹¹  Поскольку подобная деятельность неизбежно должна была приводить к разгулу инфляции, потенциальным покупателям государственной собственности из числа получателей кредитов и субсидий должна была быть обеспечена возможность конвертировать полученные кредиты в твердую иностранную валюту. Тем самым, с одной стороны, «первоначальный капитал», который должен был быть направлен на покупку государственной собственности, становился застрахованным от обесценения рубля; а с другой стороны — задолженность по полученным кредитам в рублях в результате той же инфляции сводилась к нулю. Это означает, что формируемый таким образом для нужных лиц первоначальный капитал, необходимый для обеспечения видимости законности будущих приватизационных сделок, должен был сопровождаться ростом внешней задолженности государства. ¹²  Естественно, что погашение указанной задолженности цинично перекладывалось уже на всех российских налогоплательщиков. Мог ли этот вариант отвечать целям «социальной справедливости», соответствовал ли он задачам социально-экономического развития страны или интересам государственного суверенитета и независимости? Ответ понятен — нет, не мог. Второй вариант «первоначального накопления» капитала для создания в дальнейшем видимости законности приватизационных сделок включал формирование и последующее мнимое банкротство различных финансовых пирамид, вовлечение в этот процесс средств населения, кредиторов и вкладчиков коммерческих банков, а также государственного бюджета. ¹³ 

 Основным (но далеко не единственным) механизмом реализации второго варианта первоначального накопления капитала стал рынок государственных краткосрочных облигаций — формирование пирамиды ГКО. Выпуск ГКО с самого начала не был обусловлен экономическими причинами и потребностями бюджета. Первые выпуски ГКО (1993), по сути, носили демонстрационный характер, показывающий возможность установления цивилизованных кредитных отношений между государством и налогоплательщиками для покрытия временных разрывов между поступлением и расходованием средств государственного бюджета. Эти цивилизованные отношения нашему правительству (министерству финансов), установившему обязательное авансовое перечисление налогов на прибыль (доходы) до ее фактического получения, на самом деле, были не нужны. Поэтому демонстрационные выпуски ГКО так бы и остались демонстрационными, если бы не два обстоятельства. Во-первых, в этом механизме правительство разглядело отличный механизм перераспределения государственного бюджета для целей первоначального накопления капитала для нужных лиц. Во-вторых, переход на этот механизм обеспечения видимости законного первоначального накопления капитала оказался востребован во многом в виду того, что для Международного валютного фонда, основной объем кредитов которого использовался для реализации первого варианта, ¹⁴  потребовалось (для доказательства эффективности своей деятельности в России) создание опять же видимости снижения инфляции и некоторой стабилизации валютного курса рубля. Формирование и использование рынка государственных ценных бумаг в этом отношении являлось более приемлемым решением задачи перераспределения национального дохода и национального богатства по сравнению с прямыми кредитами Банка России и финансовыми вливаниями правительства приближенным лицам, поскольку инфляционное воздействие от выпуска государством своих ценных бумаг наступает с некоторым временным лагом. ¹⁵  Созданию видимости борьбы с инфляцией служило также ограничение деятельности, включая банкротство и ликвидацию, тех коммерческих банков, которые не входили в круг особо приближенных или обслуживали интересы конкурирующих политических групп. Начало массовому банкротству банков положил сознательно спровоцированный действиями Банка России и правительства кризис межбанковского рынка 1995 г. Тот факт, что при этом происходило фактическое ограбление клиентов обанкротившихся банков, основную часть которых составляли представители малого и среднего бизнеса, а также население, правительство и Банк России, похоже, мало заботило.

Вмес­те с тем в стра­не поя­ви­лись «упол­но­мо­чен­ные бан­ки», ко­то­рым пра­ви­тельст­вом по­ру­ча­лось вес­ти бюд­жет­ные сче­та, на ко­то­рых ста­ли ак­ку­му­ли­ро­вать­ся зна­чи­тель­ные бюд­жет­ные средст­ва. При этом ука­зан­ные бан­ки приоб­ре­ли ста­тус и по­ло­же­ние ос­нов­ных ди­ле­ров рын­ка ГКО, что поз­во­ля­ло им осу­ществ­лять исклю­чи­тель­но вы­год­ные опе­ра­ции, свя­зан­ные с пре­дос­тав­ле­ни­ем пра­ви­тельст­ву мни­мых кре­ди­тов. Пос­лед­ние пре­дос­тав­ля­лись за счет раз­ме­щен­ных на сче­тах в дан­ных бан­ках бюд­жет­ных средств. К на­ча­лу 1995 г. до­ход­ность по ГКО, уро­вень ко­то­рой на­хо­дил­ся под пол­ным конт­ро­лем пра­ви­тельст­ва и Бан­ка Рос­сии, дос­тиг­ла «за­об­лач­ных вы­сот». В ян­ва­ре 1995 г. сред­не­взве­шен­ная до­ход­ность го­су­дарст­вен­ных крат­кос­роч­ных об­ли­га­ций со сро­ком по­га­ше­ния до 90 дней сос­тав­ля­ла 263% го­до­вых. ¹⁶  При­чем у наз­на­чен­ных Бан­ком Рос­сии ос­нов­ных ди­ле­ров рын­ка ГКО до­ход­ность по опе­рац­иям с этими цен­ными бу­ма­гами мог­ла пре­вы­шать и 1000% го­до­вых на вло­жен­ные средст­ва, пос­коль­ку они име­ли воз­мож­ность приоб­ре­тать их у Бан­ка Рос­сии по бо­лее низ­кой це­не, а про­да­вать всем дру­гим ин­вес­то­рам — по бо­лее вы­со­кой. «Упол­но­мо­чен­ные» бан­ки по­лу­ча­ли двой­ное преи­му­щест­во бла­го­да­ря воз­мож­нос­ти ис­поль­зо­вать прак­ти­чес­ки бес­плат­ные для них бюд­жет­ные средст­ва для по­куп­ки ГКО. Ины­ми сло­ва­ми, из тех средств, ко­то­рые пос­ту­па­ли в ви­де на­ло­гов в рас­по­ря­же­ние пра­ви­тельст­ва, ему же пре­дос­тав­ля­лись кре­ди­ты в ви­де по­куп­ки го­су­дарст­вен­ных цен­ных бу­маг. Бо­лее то­го, зат­ра­чен­ные упол­но­мо­чен­ны­ми бан­ками средс­тва на по­куп­ку ГКО (т.е. на кре­ди­ты пра­ви­тельст­ву) вновь воз­вра­ща­лись к ним на бюд­жет­ные сче­та в ви­де по­лу­чен­ных пра­ви­тельст­вом кре­ди­тов, и весь про­цесс про­дол­жал­ся сно­ва и сно­ва. За ис­поль­зо­ва­ние собст­вен­ных бюд­жет­ных средств, вер­нее, средств, по­лу­чен­ных за счет на­ло­го­пла­тель­щи­ков, пра­ви­тельст­во вып­ла­чи­ва­ло упол­но­мо­чен­ным бан­кам исклю­чи­тель­но вы­со­кие про­цен­ты. Если взять в ка­чест­ве ба­зы для их рас­че­та до­ход­ность по ГКО в раз­ме­ре 200%, то по­лу­чим, что за год на каж­дый рубль, вне­сен­ный на­ло­го­пла­тель­щи­ка­ми в бюд­жет и ока­зав­ши­йся на бюд­жет­ном счету в упол­но­мо­чен­ном бан­ке, пос­лед­ний мог по­лу­чить из того же бюд­же­та как ми­ни­мум два руб­ля. Это оз­на­ча­ет, что в от­дель­ные пе­рио­ды не толь­ко все на­ло­го­вые пос­туп­ле­ния в бюд­жет ухо­ди­ли «на сто­ро­ну», т.е. на обес­пе­че­ние пер­во­на­чаль­но­го на­коп­ле­ния кап­ит­ала нуж­ным лиц­ам, ту­да же от­прав­ля­лись и средст­ва, по­лу­чен­ные от про­да­жи ГКО не­упол­но­мо­чен­ным бан­кам, пред­прия­ти­ям и ор­га­ни­за­ци­ям.  Та­ким об­ра­зом, вы­пуск ГКО, про­хо­див­ший во «взаи­мо­дейст­вии» пра­ви­тельст­ва и Бан­ка Рос­сии, глав­ным об­ра­зом, в це­лях фор­ми­ро­ва­ния приб­ли­жен­ны­ми фи­нан­со­вы­ми струк­ту­ра­ми «пер­во­на­чаль­но­го ка­пи­та­ла» и соз­да­ния ви­ди­мос­ти за­кон­нос­ти про­да­жи им при­быль­ных объ­ек­тов го­су­дарст­вен­ной собст­вен­нос­ти, прев­ра­тил­ся в один из глав­ных фак­то­ров, обус­ло­вив­ших рост де­фи­цита бюд­жета и не­оп­рав­дан­ное уве­ли­че­ние го­су­дарст­вен­но­го долга. Это оз­на­ча­ет, что не пот­реб­ность пра­ви­тельст­ва в пок­ры­тии де­фи­ци­та бюд­же­та выз­ва­ла необ­хо­ди­мость пе­ре­хо­да к «де­неж­ной» при­ва­ти­за­ции (как это, кста­ти, объ­яс­ня­ет­ся в док­ладе Счет­ной па­ла­ты). Эта не­об­хо­ди­мость бы­ла по­рож­де­на са­мой иде­ей пе­ре­хода к та­кой фор­ме при­ва­ти­за­ции и соз­да­ния ви­ди­мос­ти ее за­кон­нос­ти, что при­ве­ло к об­ра­зо­ва­нию «чер­ной ды­ры» в бюд­же­те и круп­но­мас­штаб­но­му рос­ту го­су­дарст­вен­ной за­дол­жен­нос­ти.

 В этих условиях особой циничностью отличаются действия правительства, которые были направлены фактически на развязывание налоговой войны со своими гражданами, прежде всего, представителями малого и среднего бизнеса, т.е. с формируемым слоем действительно ответственных собственников. Основная масса указанных собственников добилась своего положения не за счет перераспределения государством национального богатства в их пользу, а за счет собственного труда, знаний и предпринимательской инициативы. Они, хотя и не полностью (в виду драконовского налогообложения), но реально вносили средства на оплату бюджетных расходов. Применение к ним налогового пресса в виде жестких санкций за незначительные налоговые правонарушения, как правило, приводило к закрытию их бизнеса, что способствовало ухудшению общей социально-экономической ситуации, росту безработицы и социальной апатии, уменьшению налоговых поступлений при росте потребности в дополнительных бюджетных расходах (в том числе на выплату пособий по безработице).

Когда стало ясно, что закрыть «черную дыру» в бюджете, образовавшуюся в процессе создания видимости законности приватизации наиболее прибыльных объектов государственной собственности, оказывается невозможным за счет «снятия трех шкур» с ответственных налогоплательщиков, а политическая ситуация в стране становилась все менее предсказуемой для действующих властных структур, в августе 1998 г. государством был объявлен дефолт по своим внутренним обязательствам.  Тем самым был зафиксирован размер перераспределения государственного бюджета, денежных доходов среднего класса, малого и среднего бизнеса, населения страны в целом в пользу приближенных к правительству финансовых структур. Но главное — произошел мощнейший удар по появившимся в стране ответственным собственникам, практически разрушивший до основания возможности для эффективного развития малого и среднего бизнеса. ¹⁷  Заметим, что в качестве предлога и объяснения причин дефолта правительством использовался юго-азиатский финансовый кризис, указывалось на увеличение зависимости экономики страны от процессов глобализации и международных финансовых рынков. Однако можно с уверенностью утверждать, что основной причиной дефолта, приведшего к крупномасштабному социально-экономическому кризису в России, является проводившаяся правительством и Центральным Банком политика по созданию видимости законности приватизации прибыльных объектов государственной собственности для нужных лиц.

К со­жа­ле­нию, в док­ла­де Счет­ной па­ла­ты ана­лиз и оцен­ка ука­зан­ной дея­тель­ности пра­ви­тельст­ва и Бан­ка Рос­сии при при­ва­ти­за­ции вооб­ще от­сутст­вует. ¹⁸  А не­га­тив­ная роль, свя­зан­ная с ис­пользо­ва­ни­ем ими ряда ком­мер­чес­ких бан­ков, в ос­нов­ном сво­дит­ся к вы­яв­лен­ным на­ру­ше­ни­ям дейст­во­вав­ше­го за­ко­но­да­тельст­ва, до­пу­щен­ных в про­цес­се ор­га­ни­за­ции и про­ве­де­ния за­ло­го­вых аук­цио­нов в 1995-1996 гг. В част­нос­ти, из док­ла­да Счет­ной па­ла­ты сле­ду­ет, что в боль­шинстве слу­ча­ев сум­мы по­лу­чен­ных пра­ви­тельст­вом от бан­ков кре­ди­тов в ино­стран­ной ва­лю­те (дол­ла­рах США) при пе­ре­да­че им в за­лог фе­де­раль­ной собст­вен­нос­ти (ак­ций неф­тя­ных ком­па­ний) бы­ли мень­ше ве­ли­чи­ны вы­дан­ных пра­ви­тельст­вом кре­ди­тов этим же бан­кам в ви­де раз­ме­щен­ных на их сче­тах го­су­дарст­вен­ных средств. Но эти фак­ты яв­ля­ют­ся лишь вер­ши­ной айс­бер­га, ха­рак­те­ри­зую­щей не­га­тив­ные пос­ледст­вия соз­да­ва­емой ви­ди­мос­ти закон­ности расп­ро­да­жи наи­бо­лее при­был­ьных час­тей го­су­дарст­вен­ной собст­вен­нос­ти. Кста­ти, Счет­ной па­ла­той не бы­ло об­ра­ще­но вни­ма­ние на то об­стоя­тель­ство, что са­мо кре­ди­то­ва­ние пра­ви­тельст­ва в рам­ках за­ло­го­вых аук­цио­нов осу­ществ­ля­лось в дол­ларах США. Меж­ду тем это оз­на­ча­ло, что и пра­ви­тельс­тво, и рос­сийс­кие бан­ки на де­ле осу­ществ­ля­ли при этом кре­ди­то­ва­ние аме­ри­канс­ких бан­ков, на сче­тах ко­то­рых эти средст­ва и ак­ку­му­ли­ро­ва­лись. Все это также как-то не увя­зы­ва­ет­ся с ут­верж­де­ния­ми о том, что целью де­неж­ной при­ва­ти­за­ции яв­ля­лось прео­до­ле­ние де­фи­ци­та рос­сийс­ко­го бюд­же­та. В док­ла­де не был так­же дан от­вет на воп­рос о том, расп­ла­ти­лись ли рос­сийс­кие бан­ки с пра­ви­тельст­вом, вы­пол­нив свои обя­за­тельс­тва в от­но­ше­нии бюд­жет­ных средств, на­хо­див­ши­хся у них на ва­лют­ных сче­тах. Ины­ми сло­ва­ми, бы­ла ли про­из­ве­де­на дан­ными бан­ками хо­тя бы оп­ла­та в рас­сроч­ку, фак­ти­чес­ки про­дан­ных им аван­сом объ­ек­тов го­су­дарст­вен­ной собст­вен­но­сти с ис­поль­зо­ва­ни­ем мни­мых за­ло­го­вых аук­цио­нов? Есть ли ос­но­ва­ния счи­тать пе­ре­да­чу им в собст­вен­ность ука­зан­ных объ­ек­тов хо­тя бы «ус­лов­но за­кон­ной»? В этой св­язи опять при­хо­дит­ся вспом­нить о де­фол­те 1998 г., пос­ле ко­то­ро­го ука­зан­ные бан­ки ока­за­лись банк­ро­та­ми и бы­ли лик­ви­ди­ро­ва­ны. Меж­ду тем, есть дос­та­то­чно ос­но­ва­ний по­ла­гать, что де­фолт явил­ся не при­чи­ной, а по­во­дом для лик­ви­да­ции дан­ных бан­ков,  вследст­вие че­го все «кон­цы», рас­кры­ваю­щие их осо­бые от­но­ше­ния с пра­ви­тельст­вом и Бан­ком Рос­сии, в том числе свя­зан­ные с про­ве­ден­ными за­ло­го­вы­ми аук­цио­нами, бы­ли «спря­та­ны в во­ду». Поэ­то­му точ­ный от­вет на пос­тав­лен­ный воп­рос мы, вряд ли, ко­гда-либо по­лу­чим.

 В целом, можно заключить, что механизмы приватизации (как и любой из указанных выше вариантов первоначального накопления капитала для приобретения государственной собственности), последовательно реализованные правительством и Банком России, предполагали перераспределение национального дохода и национального богатства за счет обесценения и/или фактического воровства денежных сбережений у основной массы населения, кредиторов банков, финансовых компаний и государственного бюджета. При этом возможности полноценного экономического роста, структурной перестройки экономики не только не увеличивались, но и уменьшались, не говоря уже о росте социально-политической напряженности, дискредитации, неприятии и отторжении экономических реформ у значительной части членов общества. Возникает даже, на первый взгляд, парадоксальная мысль о том, что абсолютно незаконный захват бывшей государственной собственности мог иметь менее негативные социально-экономические последствия для России, чем проведенная приватизация с созданием видимости ее законности. При этом не были достигнуты ни декларативные, ни произнесенные «про себя» цели приватизации, включая устранение крайне негативной (с социально-экономической точки зрения) психологии временщиков у лиц, получивших в свое распоряжение бывшие объекты государственной собственности. Хотя устранение таких установок, которые в той или иной степени были характерны для прежних государственных управленцев, чиновников и населения страны в целом, действительно можно рассматривать в качестве обоснования приватизации. Приватизация не способствовала и формированию необходимой массы ответственных собственников, ориентированных на долгосрочное развитие своих предприятий, накопление и обновление производственного потенциала.  Более того, значительная часть ответственных собственников (представленных малым и средним бизнесом), которые появились не в результате приватизации, а за счет реализации собственных усилий, своего творческого и предпринимательского потенциала, отвечавшего потребностям социально-экономического развития, подверглась и до сих пор подвергается фактическому удушению. Причем одним из основных механизмов такого удушения является политика правительства и Банка России в деле регулирования деятельности коммерческих банков. Это регулирование по-прежнему осуществляется данными «государственными структурами» с учетом своих узко политических и коммерческих интересов, основывается на чем угодно, но только не на учете социально-экономических потребностей и возможностей развития кредитных отношений.

К сожалению, не прекращаются и манипуляции общественным мнением, в том числе по проблемам инфляции и банковской системы. Благодаря этому осуществлялись и осуществляются попытки заставить людей делать и выбирать то, в чем заинтересованы представители власти (причем выбирать так, чтобы люди сами не сразу осознали то, что они делают, а, как и в прежние времена, дружно выполняли команды с «голоса хозяина»). При сохранении игры в демократическое и либеральное правительство возрождаются административно-командные методы управления экономикой. Несмотря на различные заверения представителей правительства в обратном, государственная власть в России на самом деле по-прежнему оказывается мало заинтересована в четком функционировании рыночных институтов гражданского общества. Из этого следует, что в России отсутствует действенные инструменты защиты интересов ответственных собственников, гарантии реализации принципа равных прав.

В этой связи не совсем понятным является положение доклада о необходимости обеспечения больших законодательных гарантий защиты прав и интересов государства как собственника. Тем более — на фоне аргументированного вывода, что «ответственность за имевшие место негативные последствия приватизации полностью лежит на публичной власти, поскольку именно государство было обязано обеспечить правовые, институциональные и прочие условия, гарантирующие защиту прав и интересов граждан, общества и государства в целом в процессе разгосударствления собственности». Если государство, которое само устанавливает законы, призванные защищать права различных категорий собственников, контролируя и обеспечивая их исполнение, оказывается не в состоянии защитить себя, то, как оно может защищать других? Следующий вопрос: от кого государство должно себя защищать? — От самого себя? Какое же это государство? Или речь идет о создании какого-то идеального государства? Но наивно думать, что государственные ведомства в своей деятельности самоотверженно и бескорыстно когда-либо преследовали или будут преследовать только общественные интересы. Любая бюрократическая система всегда стремится к достижению большей власти и престижа, а это приводит к тому, что вмешательство государства в экономические процессы часто оказывается одним из главных источников дестабилизации экономической жизни. Причем зачастую органы государственной власти предпочитают использовать для решения сложных социально-экономических проблем наиболее простые и неэффективные административные методы, которые направлены на борьбу с последствиями, а не с причинами возникновения указанных проблем. Сегодня на словах ответственность — это то, что берет на себя государство в лице бюрократии, а на деле расплачивается за нее не одно поколение гражданского общества. Поэтому основная проблема заключается не в обеспечении законодательной защиты интересов государства, а в повышении реальной ответственности государства перед обществом, что включает в себя создание действенных условий для разделения властей, которые, хотя бы отчасти, взаимно контролировали и ограничивали свои аппетиты, но особенно — чрезмерные претензии исполнительной власти. Как нам представляется, на современном этапе развития гражданского общества это предполагает выделение в качестве независимого элемента государственной конструкции независимой от правительства денежной власти, которая включала бы в себя не только Центральный Банк, но и банковскую систему в целом. При этом Центральный Банк должен осуществлять денежную эмиссию исключительно на основе развития кредитных отношений между коммерческими банками и представителями реального сектора экономики, отвечая при этом за безусловную сохранность кредитных денег (в наличной и безналичной форме) совокупным капиталом банковской системы и сформированным страховым фондом. ¹⁹  Это напрямую относится к решению острейшей социально-экономической и политической проблемы России, связанной с формированием; полноценных национальных денег, которую следовало бы определить в качестве главного национального проекта. Но эта тема для отдельного обсуждения.

В заключении, хотелось бы отметить, что мы надеемся на возможность установления более тесного сотрудничества между Счетной платой Российской Федерации и Российской академией наук, и в частности с Институтом социально-политических исследований РАН, при оценке эффективности деятельности российского государства, обоснованности принимаемых государственной властью общественно значимых решений, их влияния на развитие России.

В качестве постскриптума мне хотелось бы привести отрывок из произведения члена-корреспондента Петербургской АН (1873), поэта и драматурга графа Алексея Константиновича Толстого (1817-1875) «Сон Попова», ²⁰  в котором он вскрыл истинное лицо российских псевдо-либеральных реформаторов при власти и от власти. Это произведение, написанное в 1873 г., не потеряло своей актуальности и сегодня: