Вернуться к списку публикаций

Все права на данную статью принадлежат автору. Любое воспроизведение, перепечатка, копирование, ввод в компьютерную память или иные подобные системы распространения и иные действия в отношении данной статьи полностью или частично производятся только с разрешения автора, за исключением случаев цитирования в объёме, оправданном целью цитирования, или иных способов использования, допускаемых применимым законодательством. Любое разрешённое использование допускается с обязательным указанием названия статьи, её автора и адреса статьи в Интернете. Запросы на приобретение или частичное воспроизведение данной статьи присылайте на адрес электронной почты: .
страница загружена

В.В. Мартыненко, доктор политических наук, профессор

«Марксистское учение» как катахреза * 

Алогизмы марксистских взглядов на государство, теорию прибавочной стоимости и эксплуатацию в свете современных проблем российского общества

Журнал «Наука. Политика. Предпринимательство.», №3, 2004,  стр.105–125
Журнал «Наука. Культура. Общество.», №1, 2005,  стр.147–162


Переворот в мозгах из края в край,
В пространстве — масса трещин и смещений:
В Аду решили черти строить рай
Для собственных грядущих поколений.



Владимир Высоцкий 32 

Теория «отмирания» государства как способ обоснования политической диктатуры

 
Ф 

актически классики марксизма в угоду политической направленности своей теории предпочли порвать с диалектикой. Об этом явно свидетельствуют положения их теории, в соответствии с которыми для перехода к новому общественному строю требуется вначале изменить политическую надстройку, т.е. государство, захватив власть, и лишь затем устанавливать и развивать якобы присущие социализму или коммунизму производственные отношения 33 . Причем политическая власть в лице государства, по их мнению, должна была в результате этого сама по себе отмереть ввиду того, что все общественные классы будут уничтожены, а следовательно, и не будет требоваться политическое принуждение, связанное с господствующим положением одного класса по отношению к другому 34 .

В данном случае (если рассматривать марксистское учение с научной точки зрения) мы является свидетелями еще одной логической ошибки, которая непосредственно связана и с неправильно понятыми проявлениями законов диалектики в отношении развития частной собственности, и с ограниченностью классового подхода к анализу сущности государства. С точки зрения законов диалектики никаких оснований для отмирания государства даже по причине ликвидации классов (в том понимании, в котором их рассматривали основоположники марксизма) не существует. Характерно, что сами основоположники марксизма признают, что «зачатки» государственной власти находятся уже в первобытной общине, т.е., по их мнению, в бесклассовом обществе. Причем эти так называемые «зачатки» фактически призваны были выполнять чуть ли не вес государственные функции в современном представлении о них (пусть и в ограниченном объеме). По этому поводу приведем высказывание Ф. Энгельса: «В каждой первобытной общине существует с самого начала известные общие интересы, охрану которых приходится возлагать на отдельных лиц, хотя и под надзором всего общества: таковы — разрешения споров; репрессии против лиц, превышающих свои права: надзор за орошением, особенно в жарких странах… Они облечены, понятно, известными полномочиями и представляют собой зачатки государственной власти. Постепенно производительные силы растут, увеличение плотности населения создает в одних случаях общность, в других — столкновение интересов между отдельными общинами; группировка общин в более крупное целое вызывает опять-таки новое, разделение труда и установление новых органов для охраны общих и подавления противоположных интересов. Эти органы, которые в качестве представителей общих интересов целой группы занимают уже по отношению к каждой общине особое, при известных обстоятельствах даже антагонистическое положение, становятся вскоре еще более самостоятельными, отчасти благодаря наследственности общественных должностей, которая устанавливается почти сама собой в мире, …отчасти же благодаря растущей необходимости в таких органах при участившихся конфликтах с другими группами… В основе политического господства повсюду лежало отправление какой-либо общественной должностной функции… политическое господство оказывалось длительным лишь в том случае, когда оно эту свою общественную должностную функцию выполняло. Сколько ни было в Персии и Индии деспотий, последовательно расцветавших, а потом погибавших, — каждая из них знала очень хорошо, что она прежде всего — совокупный предприниматель в деле орошения речных долин, без чего там невозможно было и самое земледелие» 35 . Соответственно, задача государственной власти, как это прямо вытекает из данных положений марксистского учения, заключается не только и не столько в политическом принуждении, обусловленном господствующим положением какого бы то ни было класса, сколько в выполнении общественных функций, решении общих для различных членов общества проблем (безопасность, защита окружающей среды, защита гражданских прав и свобод, поддержание общественного порядка, развитие общественно-правовой, экономической и социальной инфраструктуры и т.д. и т.п.). Поэтому абсолютно непонятно, на основании каких законов диалектики основоположники марксизма сделали вывод об отмирании государства даже при условии предполагаемого уничтожения классов? 36 . Если исходить из законов диалектики, то они, действительно, могут проявляться в том, что направленность, охват, сфера деятельности государства и как института, призванного обеспечивать реализацию общественных интересов, и как структуры, обладающей собственными интересами и подчиняющейся своим внутренним законам развития, на том или ином временном интервале могут и должны видоизменяться. В частности, можно говорить о прямой и обратной трансформации государственных структур из инструмента реализации общих интересов, в конструкцию, которая занимает господствующее положение в обществе, и вместо общественных интересов начинает преследовать исключительно собственные цели, определяемые политическими амбициями и стремлением к собственному экономическому благополучию.

Отметим также, что, критически анализируя теорию насилия Е. Дюринга, Ф. Энгельс отмечает, что верным в ней «оказывается лишь то, что до сих пор все общественные формы нуждались для своего сохранения в насилии и даже отчасти были установлены путем насилия. Это насилие в его организационной форме называется государством. Итак, здесь выражена та банальная мысль, что с тех пор как человек вышел из самого дикого состояния, повсюду существовали государства. …Но как раз государство и насилие общи всем существовавшим до сих пор общественным формам, и если я, например, объясняю восточные деспотии, античные республики, македонские монархии. Римскую империю, феодализм средних веков тем, что все они основаны были на насилии, то я еще ничего не объяснил. Следовательно, различные социальные и политические формы должны быть объясняемы не насилием, которое ведь всегда остается одним и тем же, а тем к чему насилие применяется, тем, что является объектом грабежа, — продуктами и производительными силами каждой эпохи и вытекающим из них самих распределением. И тогда оказалось бы, что восточный деспотизм был основан на общинном землевладении, античные республики — на городах, занимающихся земледелием. Римская империя — на латифундиях, феодализм — на господстве деревни над городом, у которого были свои материальные основы и т.д.» 37 .

Из этих рассуждений Ф. Энгельса (взятых из подготовительных работ к «Анти-Дюрингу») следует выделить три положения. Во-первых, он отмечает, что государственная власть в форме «восточного деспотизма» основывается на общинном земледелии. Если это так, то логично было бы предположить, что государственная власть, базирующаяся на общественной собственности на средства производства, должна будет не отмереть, а превратиться в новую форму «восточного деспотизма», что, кстати, и произошло на практике в бывшем СССР и других странах, названных «странами социалистической ориентации». Во-вторых, в этих заметках Ф. Энгельса не встречаются указания па классовую сущность государства. Это означает, что, рассуждая наедине с самим собой и занимаясь чисто научным анализом, ему в голову не пришла мысль, в соответствии с которой существование государства объяснялось бы лишь необходимостью насилия одного класса по отношению к другому. В-третьих, государство определяется как организованное насилие и позиционируется исключительно как субъект, занимающийся грабежом, объектом которого являются производительные силы или экономическое производство. Поскольку, согласно, тому же Ф. Энгельсу, развитие производительных сил при рабовладельческом строе осуществлялось рабовладельцами, при феодальном — дворянством, при капиталистическом — буржуазией, т.е. классами, которые определялись им как господствующие, то это означает, что государство занималось грабежом господствующих классов 38 . А раз так, то рассмотрение государства в качестве инструмента насилия господствующего класса для подавления всех остальных иначе как исключительно упрощенным и односторонним назвать трудно. Не менее упрощенной и односторонней можно назвать и определение насилия исключительно как инструмента грабежа.

Насилие, по мнению Ф. Энгельса, «не в состоянии делать деньги, а в лучшем случае может лишь отнимать сделанные деньги,.. которые должны быть добыты посредством экономического производства» 39 . Это утверждение справедливо лишь отчасти. Дело в том, что насилие может быть направлено и на то, чтобы предотвратить или защитить от другого возможного неограниченного насилия производителей товаров и услуг, «делающих деньги», обеспечив для них гарантированный и приемлемый объем прав и дохода от экономической деятельности 40 . Если бы такой защиты не существовало, то процесс производства был бы просто невозможен. Поскольку всегда проще отнять произведенное, чем его произвести, то основная масса людей занималась бы насилием, что в конечном итоге должно было бы привести к отсутствию какого-либо производства вообще и не позволило бы человеку выйти, как выражается Ф. Энгельс, «из самого дикого состояния» 41 .

Заметим, что в период первобытнообщинного общества (полудикого существования и исключительно трудных условий добывания пропитания посредством охоты на диких зверей) ведущая роль физически сильных членов общества означало формально нигде не закрепленное, но вполне признанное сообществом людей господство права сильного. Такой правопорядок был объективно необходим для выживания человеческого рода. Но уже в процессе разделения труда между земледелием и скотоводством, никем и ничем не ограниченное право сильного перестало отвечать потребностям общества, поскольку стало препятствовать его экономическому развитию. Объективно требовалось ограничить это право на применение силы за особыми структурами или лицами, которые бы смогли обеспечить защиту членов общества, занятых, например, земледелием, от применения насилия (или реализации ранее существовавшего права сильного) со стороны других лиц. Когда «князь говорит: я властвую над вами силой; но зато моя власть исключает всякую другую, ибо наряду со своею властью я не потерплю никакой иной, ни внешней, ни внутренней» 42 , то это свидетельствует о том, что к этому времени сложились все объективные условия того, чтобы предоставление такой власти князю фактически означало признание обществом его исключительного права на применение силы. Именно такой порядок на тот момент времени стал отвечать потребностям социально-экономического развития общества.

Вообще, исторически насилие получало нравственное оправдание, рассматривалось как легитимное и в качестве канона справедливости в той мере, в которой оно само являлось его принципиальным ограничением. Так, закон талиона 43  (принцип наказания, сложившийся в родовом обществе и заключающийся в причинении виновному такого же вреда, который нанесен им — «око за око, зуб за зуб» 44 ) через равное возмездие ограничил зоологическую вражду между разными кровнородственными объединениями. Насилие как законное и монопольное право государства, в идеале, должно было ограничить и исключить насильственную практику первобытности, борьбы всех против всех. С этической точки зрения предоставление такого права государству можно оценивать по аналогии с выбором меньшего зла, который считается этическим не потому, что он есть выбор зла, а потому, что это выбор меньшего зла. Однако как говорили еще древние греки, τουτον τον νομον αβιωτον τοις Ελλησι καταστησαι τον βιον — «He дай Бог, если этот закон сделает жизнь Эллинов невыносимой».

Предоставление гарантии защиты от насилия с помощью насилия, таким образом, является необходимым условием экономической деятельности, определенной услугой, оказываемой в данном случае государством, которая, естественно, требует и соответствующей оплаты 45 . Иными словами, данная услуга сама по себе может иметь конкретную стоимость (как и другие результаты общественно необходимой деятельности человека, включая производство товаров). С этой точки зрения говорить только о грабеже, осуществляемом с помощью государственного насилия, было бы экономически неправильным. С другой стороны, если с помощью того же государственного насилия фактическая цена данной услуги будет существенно превышать ее реальную стоимость, которую экономические субъекты готовы и в состоянии заплатить, то тогда экономическое производство существенно сокращается или тормозится возможный рост его объемов. Поскольку, во-первых, снижаются стимулы к осуществлению экономической деятельности, а во-вторых, вследствие большей заинтересованности среди бывших или потенциальных производителей участвовать в деятельности, основанной на насилии, а не в производстве товаров или услуг. В таких условиях, действительно, можно говорить о том, что государство с помощью насилия занимается «грабежом». Иными словами, определять государственное насилие как грабеж можно только в том случае, если государство с помощью данного насилия не выполняет или неэффективно выполняет возложенные на него общественные функции, не забывая при этом брать дань (в виде налогов и сборов) с экономических субъектов 46 . Основным свидетельством подобной деятельности государства является экономический застой и разруха, инфляция, ограничение возможностей социально-экономического развития общества.

В идеале гражданское общество (которое, используя терминологию Гегеля, характеризуется системой личной независимости и собственности, утверждением личного и вещного права), должно определять необходимый правовой порядок, реализация которого возлагается на государство в рамках проводимой им внешней и внутренней политики. Для обеспечения выполнения указанной задачи государство наделяется монопольным правом на применение насилия к нарушителям правопорядка. Однако в результате монополизации государством права на насилие, предоставленного ему тем же обществом, само государство начинает позиционировать себя как источник права и символ непогрешимости, в большинстве случаев, препятствуя необходимому изменению правовой системы или навязывая гражданскому обществу такую систему права, которая тормозит и затрудняет экономическое развитие, процесс раскрытия индивидуальных способностей и возможностей все большего числа членов общества.

Таким образом, если подходить с научных позиций, то необходимо отметить, что государство возникает вследствие наличия общих интересов у различных индивидуумов, обладающих разными физическими и интеллектуальными возможностями, образовательным потенциалом и т.д. Сама конструкция государства, действительно, основывается на том, что общество неоднородно, что, однако, не позволяет сводить данную неоднородность к классовым различиям и противоречиям 47 . Эта неоднородность, неравенство стимулируют развитие направлений, которые подводят к образованию структуры, за которой признается право насильственного принуждения отдельных членов общества в интересах обеспечения условий реализации общих интересов. С этой точки зрения, возникновение государства оказывается основанным на насилии. Однако это насилие следует понимать не только как принуждение в целях наживы или грабежа, но и как возможность в условиях неравенства (неравенства, которое никто никогда не сможет устранить), различных членов общества, каждый из которых преследует собственные цели, добиться выполнения общих правил и норм, способных (при данном уровне развития науки и техники, физических и интеллектуальных способностей человека) обеспечить условия нормального поступательного экономического развития.

Вместе с тем деятельность государства как организованного и легитимного насилия в одном случае может являться экономически оправданной и необходимой, а, следовательно общественно полезной (как и любая другая человеческая деятельность): государство предоставляет обществу услуги, необходимые для экономического развития, которые имеют вполне конкретную стоимость 48 . В другом — экономически вредной, а навязываемые государством услуги могут и не иметь никакой потребительной стоимости, следовательно, и стоимости. Таким образом, основным качественным критерием определения государственного насилия как экономически необходимого и оправданного является наличие таких законодательных норм и условий их соблюдения, которые обеспечивают процесс поступательного социально-экономического развития общества, а не тормозят его, или препятствуют ему. Однако проблемы возникают тогда, когда мы процесс и динамику этого развития пытаемся количественно определить, не имея достаточно четкого представления о потенциале данного развития в тех или иных конкретных условиях существования общества, развития науки и техники. Кроме того, в реальной действительности эти две стороны государственной деятельности или государственного насилия существуют одновременно, каждая из которых в отдельные периоды может преобладать, а также трансформироваться одна в другую.

В этой связи обратим внимание и на тот факт, что сами основоположники марксизма отмечали, что после того, как политическая власть в лице государственных учреждений приобрела определенную самостоятельность по отношению к обществу, она может действовать в двояком направлении. «Либо она действует в духе и направлении экономического развития. Тогда между ней и этим развитием не возникает никакого конфликта, и экономическое развитие ускоряется. Либо же политическая власть действует наперекор этому развитию, и тогда, за немногими исключениями, она, как правило, падает под давлением экономического развития» 49 . Иными словами, это означает, что государство имеет определенную свободу выбора и внутренние закономерности своего развития, которые не могут быть сведены и предопределены исключительно его «классовой природой».

Однако эту мысль классики марксизма, видимо, по политическим соображениям сознательно не развивают. Ф. Энгельс, например, не видел «надобности» выяснять, «Каким образом эта все возрастающая самостоятельность общественных функций по отношению к обществу могла со временем вырасти в господство над обществом; каким образом первоначальный слуга общества, при благоприятных условиях, постепенно превращался в господина над ним; как господин этот выступал, смотря по обстоятельствам, то как восточный деспот или сатрап, то как греческий родовой вождь, то как кельтский глава клана и т.д.; в какой мере он при этом превращении применял также насилие и как, наконец, отдельные господствующие лица сплотились в господствующий класс» 50 . Это означает, что классики марксизма абстрагировались от движущих сил, внутренней природы и диалектики развития государства и подробно их не исследовали, что также отрицательно сказалось на качестве и практических выводах марксистской теории (если, конечно, ее рассматривать с научной, а не идеологической точки зрения) 51 . В частности, попытка обосновать в конкретных политических целях классовую сущность государства не позволила основоположникам марксизма предположить, что установленное ими общее направление развития капиталистической экономики, которое, по их мнению, должно было привести к тотальной монополизации средств производства, может быть в той или иной мере изменено в результате противодействия со стороны государства (хотя бы в целях собственного самосохранения). Они просто проигнорировали возможность того, что политическая власть в лице государства способна не дать развиться до экстремальной стадии тенденции превращения рынка и конкуренции в монополию. И, как показала практика, в рамках капиталистического общества государством действительно может быть создан относительно эффективный институционально-правовой механизм, призванный противодействовать попыткам монополизации отдельными предпринимателями, социальными группами, профессиональными союзами и т.п. различных сфер экономической и политической деятельности. Благодаря этому, во многом были обеспечены необходимые условия для дальнейшего социально-экономического развития промышленно развитых стран. С другой стороны, именно благодаря политике государства может происходить активная монополизация различных сторон экономической жизни, противодействующая социально-экономическому развитию и ставящая под вопрос саму возможность сохранения данною государства 52 , о чем свидетельствует исторический опыт нашей страны и стран «социалистической ориентации».

Следует отметить, что достаточно путаное понимание внутренних закономерностей развития самого государства, жесткая классовая привязка его к существующей общественно-экономической формации проявилось в письме К. Маркса редактору журнала «Отечественные Записки» Н. К. Михайловскому, который считался теоретиком либерального народничества в России. В этом письме Маркс писал, что в «Капитале», в главе о первоначальном накоплении, он хотел нарисовать тот путь, «каким в Западной Европе капиталистический строй вышел из недр феодально-экономического строя. В ней, следовательно, прослежен тот ход исторических событий, которым производитель был оторван от средств производства, причем первый превратился в наемного рабочего.., а последние — в капитал. В этой истории каждый переворот составляет эпоху, служа рычагом развития класса капиталистов; главную же основу такого развития составляет экспроприация земледельцев. В конце главы я говорю об исторической тенденции капиталистического накопления, утверждая, что его последним словом будет превращение капиталистической собственности в собственность общественную» 53 . Далее, отвечая на критику Михайловского, Маркс говорит, что тому «угодно было мой очерк истории происхождения западно-европейского капитализма превратить в целую историко-философскую теорию исторического пути народов, роковым образом предначертанного для каждого из них, каковы бы ни были условия его исторического бытия. Но я прошу извинить меня: такое толкование для меня одновременно и слишком почетно, и слишком постыдно». Объяснялось это тем, что древний Рим, Спарта, государство инков, множество других народов сошли с исторической сцены, не пройдя капиталистический путь развития. Следовательно, Маркс не мог говорить о повсеместной «обязательности» капиталистического процесса. Однако подобный ответ и приведенные примеры, обосновывающие возможную необязательность капиталистического пути развития, свидетельствуют о том, что, во-первых, Маркс в данном случае не делал различия между закономерностями развития государств в их исторических и территориальных границах и закономерностями смены общественно-экономических формаций. Это на самом деле противоречит и логике экономического развития, и теории исторического материализма. Если экономический прогресс (который в историческом плане, как отмечали те же К. Маркс и Ф.Энгельс, сопровождается сменой экономических формаций) не возможно остановить (его можно только приостановить), то конкретные государства, их территориальные границы и формы организации могут при этом существенно видоизменяться (от рождения до гибели). Границы государств исторически подвижны. Их античные контуры не совпадают с теми контурами, которые мы находим, скажем, в средневековый период, не говоря уже о современности. Во-вторых, получалось, что Маркс отказывался от того, что целью его исследования являлось выявление общих объективных закономерностей экономического развития и исторического прогресса. По сути, этот ответ можно рассматривать в качестве признания, что его теория имела в основном политическую цель, а именно — обоснование захвата государственной власти конкретными политическими силами (при поддержке пролетариата) в западноевропейских странах 54 .

Что касается перспектив исторического развития России, то Маркс в этом письме заявил о том, что «если Россия будет продолжать идти путем, избранным ею после 1861 г., она потеряет один из самых удобных случаев, который когда-либо исторический ход давал народу для минования всех перипетий капиталистического развития». Несколько ниже он добавил, что в последние годы Россия «довольно потрудилась», чтобы шествовать по данному пути, и «если Россия будет продолжать идти по тому пути, на который она вступила со времени освобождения крестьян, то она сделается совершенно капиталистической страной, а после этого, раз попавши под ярмо капиталистического режима, ей придется подчиниться неумолимым законам капитализма наравне с другими народами-профанами» 55 . Куда должна была бы прийти Россия в случае «минования всех перипетий капиталистического развития» при этом, понятно, не объяснялось. Заметим что, если бы Маркс придерживался того научного подхода, который присутствовал в его теории до рассмотрения и обоснования конкретных путей политического реформирования существующего общества, то он должен бы был отметить, что развитие России по капиталистическому пути является неизбежным, но это развитие не обязательно будет происходить при сохранении Российской Империи в своих границах. Кстати, именно так и произошло на практике, когда, во-первых, после революционного переворота и захвата власти большевиками во главе с В.И.Лениным от Российской Империи отделилась Финляндия, пошедшая (в отличие от бывшей метрополии) некапиталистическому пути развития, а в конце прошлого века развалилась и «советская империя». Однако с учетом вышеопределенной политической составляющей марксистского учения слова Маркса о возможном «особом пути» России можно понимать в качестве намека своим политическим единомышленникам в России на то, что они могут упустить исключительно удобный шанс для завоевания политической власти. Если это так, то надо отметить, что современники Маркса, русские марксисты, данный намек не поняли (в отношении наиболее радикальной их части, возглавляемой В. И. Лениным, правильнее сказать — не сразу поняли) и являлись сторонниками развития капитализма в России 56 . Зато идеологи политического режима бывшего СССР этим намеком воспользовались. Вышеприведенные слова Маркса позволили им «обосновать» возможность перехода от феодализма к социализму (минуя капиталистическую стадию) для ряда просоветских диктаторских режимов африканских и азиатских стран для того, чтобы назвать указанные страны «странами социалистической ориентации». Все это является еще одним свидетельством того, что с научной точки зрения марксистская теория страдает многочисленными изъянами и противоречиями.



Мой век стоит сейчас — я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь —
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.


Владимир Высоцкий 57 
Теория «отмирания» государства как способ обоснования политической диктатуры